Когда мне впервые довелось побывать в лагере беженцев, это, по сути, был не просто лагерь, а настоящий поселок. Целое поколение, никогда не видевшее родной земли, родилось и выросло среди его построек. Люди более-менее обжились, нашли себе занятия, наладили быт. Но, как высшую драгоценность, как несравненное сокровище, в каждом жилище мне показывали старый ржавый ключ – ключ от покинутого дома. Для его обладателей он был неким символом. Напоминанием, что их место – не здесь. Что рано или поздно они вернутся. Вернутся домой. Передаваемый от родителей детям, ключ тот был как бы залогом, гарантией грядущего возвращения.
Тогда я и представить себе не мог, что со временем мы и сами будем лелеять невзрачный ключик, время от времени вскрикивая: а где НАШ ключ? Не затерялся ли он среди продвинутых и навороченных ключей от временных пристанищ?
Тем не менее, в этом мире мы все – странники и пришельцы. Беженцы и переселенцы. Может ли кого-либо удовлетворять такой статус? Что для скитальца может быть дороже, чем дом, манящий вдали? И что в наших странствиях ценнее Креста Христова – ключа от нашего небесного жилища?
Здесь-то и кроется подвох – опасность удовлетвориться своим статусом. Или, более того, своим положением в этом статусе. Да, я – всего лишь странник. Но зато какой! Странник премиум-класса! Такого, как я еще поискать надо! Именно к таким, «которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других», и была обращена притча:
«Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится» (От Луки 18:9-14).
Ну, кто не знает этой притчи? Перед глазами тут же встают образы из фильмов, инсценировок, иллюстраций к «Детской Библии» и картинок в интернете: посреди храма гордо возвышается пышущий здоровьем дородный и нарядный фарисей, а где-то на задворках ютится, трепеща в благоговейном страхе, хилый и бледный мытарь. Мы же знаем, кто здесь – хороший парень, а кто – плохой!
На самом же деле для слушателей Иисуса все выглядело совершенно иначе. Фарисеи были людьми, которые посвятили свою жизнь праведному хождению перед Богом и реально жертвовали всем ради этого. Появление этого движения было реакцией искренних богопочитателей на роскошество храмовой элиты, продажность политической элиты и суетность народа земли иудейской эллинистического периода ее истории. Фарисеи старались не пропускать ни одного служения в Храме, строго соблюдали все 613 заповедей Закона Моисеева, изнуряли себя постами и прочими ограничениями, проявляли крайнюю воздержанность в одежде и образе жизни.
Бледный и изможденный постами фарисей оказался в Храме далеко не случайно. Там ему было самое место! С радостным светом в глазах он благодарил Всевышнего за это счастье. За то, что может приближаться к Нему, в отличие от тех, кому не повезло познать истинный смысл бытия.
Мытарь же по жизни был циничен, богат, не чужд удовольствий и излишеств. Профессия налогового инспектора не предполагала иного. Он и зашел-то спонтанно. Даже не совсем зашел. Ощутив царящую в Храме атмосферу благоговения, он понял, что ему тут не место. Он не стал проходить вперед, а лишь, потупив взор, пробормотал: «Господи, помилуй!». А после, не задерживаясь, пошел дальше заниматься своими делами. Так что вердикт, вынесенный Иисусом героям притчи, оказался полным сюрпризом для слушателей!
Именно такая реакция запечатлена у Хуана де Пареха (ученика великого Веласкеса) на знаменитой картине «Призвание св. Матфея» (1670). Художник изобразил себя самого на левой стороне полотна в виде разорившегося идальго с судебным постановлением в руке. Рядом стоит друг, выражающий свое сочувствие. За столом сидят судебный пристав с ордером и секретарь, составляющий протокол изъятия имущества. Во главе же стола восседает, выделяясь роскошью своего убранства, мытарь Матфей. Здесь он – ростовщик, которому отходит все имущество несчастного. Но тут входит Иисус, и из всего благородного и достойного общества зовет за Собой именно его, Матфея. Все – в шоке! Наибольшее недоумение мы видим на лице самого мытаря: «За что, Господи?»
В притче и фарисей, и мытарь уверены, что они – странники премиум-класса. Что живут именно такой жизнью, какую заслуживают. Фарисей – духовно, мытарь – материально. С Божьей же точки зрения проблема у обоих одна и та же. Только мытарь это чувствует, а фарисей даже не догадывается. Не дай нам, Господи, того, чего мы заслуживаем!
Увы, идея, что я достойнее Божьего Царства, чем прочие, входит в число наиболее распространенных ловушек, в какие попадают земные странники на пути к своему небесному дому. И те, кто серьезно относятся к своей вере и хорошо разбираются в Писании, наиболее уязвимы для нее.
Проблема эта не нова. Именно те, кто серьезно относился к своей вере (фарисеи) и хорошо разбирались в Писании (книжники) упрекали Иисуса, говоря: «Он принимает грешников и ест с ними» (Луки 15:2). Им то (то бишь – нам!) и адресована другая хорошо знакомая притча. Достаточно ли хорошо она нам знакома – вот вопрос!
Обычно притчу эту называют «О блудном сыне», но рассказывают, как умилительную повесть о добром отце. Если же вникать в Писание несколько глубже уровня Воскресной школы и пытаться извлекать их текстов поучительные уроки, то нетрудно заметить, что притча эта была адресована тем, кто, скорее всего, занимает в ней позицию старшего брата. Но почему-то нечасто замечают, что все действующие лица этой притчи – беззаконники. Все трое нарушают заповеди, данные Божьему народу через Моисея.
Относительно младшего сына это более-менее понятно, хотя и не столь очевидно. Он сказал отцу: «Отче, дай мне следующую мне часть имения». То есть не присвоил ничего лишнего и ничего не взял баз спросу. Лишь то, что установлено законом. Но под причитающейся частью (по-гречески – «мерос») подразумевалась доля, которую сын должен был получить лишь после смерти отца. По сути, ему оказывается безразлично – жив его отец или нет. Отцовское наследство для него важнее: «Я уже сейчас хочу пользоваться тем, что мне положено после твоей смерти, поэтому давай сделаем вид, что ты уже умер». Налицо – грубое нарушение пятой заповеди: «Почитай отца твоего и мать твою» (Исход 20:12).
Вот тут-то и выявляется второй беззаконник из этой притчи. Им, как это ни парадоксально, оказывается… отец! Как ему надлежало поступить в подобном случае? Закон гласит: «Если у кого будет сын буйный и непокорный, неповинующийся голосу отца своего и голосу матери своей… то отец его и мать его пусть возьмут его и приведут его к старейшинам города своего… Тогда все жители города его пусть побьют его камнями до смерти; и так истреби зло из среды себя, и все Израильтяне услышат и убоятся» (Второзаконие 21:18-21).
Как поступил вместо этого отец? Он разделил имение! Ясное дело, сын не собирался гнать скот или тащить мешки с запасами продовольствия. Несколько дней бегал он по селу, за бесценок распродавая нажитое отцовским трудом. Задача была как можно скорее обратить полученное имущество в наличные. Отец же лишь наблюдал, как «по прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону» (Луки 15:12,13). Возможно, он ждал, что сын одумается? Но, так или иначе, не дождался…
В Торе не сказано, как быть, когда взбунтовавшиеся сын или дочь сбегали, и исполнить родительский долг не представлялось возможным. Но предание гласило: в этом случае отец должен предать своего отпрыска казни виртуально – прочесть по нему кадиш (поминальную молитву) и с этого момента считать его мертвым. Не исключено, что, в конце концов, отец так и поступил. Помните, что скажет он впоследствии: «этот сын мой был мертв» (Луки 15:24)?
В таком случае отпрыск виртуально умирал не только для отца. Для всего сообщества он теперь становился диббук – ходячий мертвец, зомби, нечистый дух. И при возвращении первый же, кто увидит его, обязан позвать односельчан, чтобы, забросав непрошенного гостя камнями, можно было защитить свои дома от осквернения. Недаром родитель, сжалившись (!), побежал навстречу сыну, когда тот был еще далеко (Луки 15:20)! Отец оказывается не в ладах не только с Законом, но и с традициями. Виртуально похоронив сына, он теперь организовывает пиршество, обозначающее его виртуальное воскресение.
Но это – позже. Пока же сыну, виртуально пусть мертвому, кушать хочется реально. «Придя в себя», он понял, что навредил себе же самому. Свободой сыт не будешь. В доме отца батраки живут сытнее, чем он в пресловутой дальней стороне. И снова, давайте ориентироваться на текст, а не на нравоучительные рассказки из «Детской Библии». Покаянием со стороны сына даже не пахнет. Речь идет исключительно о сожалении – в дело вступает скупой расчет. Сын печалится не о том, что огорчил отца, а о том, что просчитался. И в обратный путь он направляется не для воссоединения с семьей, а чтобы наняться в батраки. Ибо это и выгодней, и кошерней, чем голодать, выпасая свиней на неведомо чьих полях.
Вот тут-то на горизонте и появляется беззаконник №3 – старший сын. Где был он до сих пор? Почему не вступился за честь отца? Ведь, будучи первородным, именно он должен был отстаивать родительский авторитет перед братьями! Ответ прост: при таком раскладе ему со всех сторон выходил полный профит.
Во-первых, на фоне бесчинств младшего брата он автоматически в глазах окружающих становился «хорошим парнем», сохранившим верность отцу. Во-вторых, при разделе имущества по инициативе брата он, сохранив лицо, тоже получал свою долю. Причем, – долю двойную, как первородный. Наконец, избавившись от конкуренции, он становился полноправным владельцем всего отцовского достояния. «Все мое твое», – говорит ему отец (Луки 15:31).
Узнав причину царящего в доме веселья, старший брат понимает: теперь обнулился его расчет. «Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего».
Как мы уже знаем, служил старший брат себе же самому – преумножал собственное благосостояние. Более того, и отец теперь фактически работает исключительно на него же. Одна загвоздка – открыто самовольствовать всё еще нельзя. Пока жив отец, приходится быть у него в подчинении. «Он в своих правах ничем не отличается от раба, хотя на самом деле ему принадлежит все имение» (Галатам 4:1 МБО). Пока было ясно, ради чего приходится терпеть, оно имело смысл. Теперь же и старший сын отказывается подчиниться отцовской воле. Никто не отлучает его от пения и ликования, царящего в доме отца. Он сам лишает себя этой радости.
«Вот, я столько лет работаю на тебя, как раб, и ни в чем тебя не ослушался, а ты ни разу не дал мне даже козленка, чтобы я мог повеселиться с друзьями. А вернулся этот твой сын, который проел все твое имущество с продажными девками, – и ты зарезал для него откормленного теленка!», – возмущается ранее кроткий отпрыск (Луки 15:29-30 РБО). Он не только называет виновника торжества «твой сын», а не «мой брат», но еще выдвигает дополнительные моральные обвинения: «который растратил твое (читай: моё!) имущество с блудницами» (МБО).
Интересно, откуда такие сведения? Ведь до дома старший сын еще не дошел и не имел возможности расспросить брата о деталях его блужданий. Шпионил? Высматривал, что тот постит в соцсетях? Или же все время представлял, чем бы он сам занялся, решись он уйти от отца? Похоже, ему и самому хотелось начать вольную жизнь. Он втайне он завидовал младшему брату, но имущество было дороже.
Отношение обоих сыновей к отцу одинаково, хотя один еще только мечтает наняться к отцу в батраки, а другой уже давно считает себя батраком, гнущим на отца спину. Оба дорожат не отцом, а тем, что хотели бы получить от него. Однако, и отношение отца к детям тоже одинаковое. Он выходит навстречу обоим.
Но именно старший брат из этой притчи является наиболее явным олицетворением той опасности, что для нас, как странников, таит самодовольство. Опасность эту можно так и назвать: «ССБ», «синдром старшего брата». Недуг этот проявляется всякий раз, когда возникает соблазн пренебрежительно отнестись к детям Божьим, еще не дотягивающим до тех «высот духовности», что, как нам представляется, открылись перед нами. Соблазн искать повод для самопревозношения, сравнивая себя с прочими.
Симптомы у этого заболевания могут быть разные. Например, вам скучно в церкви, когда не вы в центре внимания. Мы зачастую ведем себя, как дети на чужом дне рождения. Что интересного в распаковывании подарков, если они – не мне? Нам хочется, чтобы все взоры были обращены только на нас, словно мы – невеста на свадьбе или покойник на похоронах. С какой стати отец устроил торжество ради этого бродяги? У него, что ли, нет более достойного сына?
Другой характерный симптом – желание постоянно ссылаться на свои прошлые заслуги. Перед домашними, перед общиной, перед Господом.
В начале 1990-х нам с женой довелось побывать на международной конференции. Когда организаторы узнали, что мы из Советского Союза (лишь недавно развалившегося), они собрали по местным общинам и отправили на наш адрес целый контейнер одежды. Его содержимое под потолок завалило нашу тогдашнюю квартирку площадью 32 квадратных метра.
Никогда ранее мы не имели дела с «гуманитаркой» – тогда и слово-то такое было еще не в ходу. Желая распределить это благословение как можно с большей пользой, мы попросили пасторов окрестных церквей составить списки нуждающихся и соответствующих размеров. Насколько же нас, тогда еще новообращенных, потрясли столь похожие одна на одну записки: «Я – член церкви с такого-то года. Мне нужно следующее…», и дальше шел длинный список всевозможных хотелок. Критерием для первоочередного выделения помощи служила не конкретная нужда, не количество детей, не отсутствие работы, а «выслуга лет» в церкви.
Неважно, что кто-то мог нуждаться в большей степени. Я же заслужил! Мне положено! Как о высшем жертвенном достижении, старший сын заявляет: «Я столько лет служу тебе, и никогда не приступал приказания твоего!» Ой ли? Действительно ли никогда? Как говаривал Марк Твен: «Чистая совесть – признак плохой памяти».
Еще один симптом ССБ – уничижение других, чтобы лучше выглядеть на их фоне. Я хожу в собрание 52 раза в год, и ни разу не опоздал! Не то, что прочие, которые и прийти-то вовремя не могут. И я не такой, как тот мытарь у входа – куда ему до меня? И, в конце концов, кто тебе больше сын – безупречный я, или этот, расточивший имение с блудницами?
Ну и, конечно же, неотъемлемая составляющая ССБ – ропот. Если вам что-то не нравится – не держите этого в себе! Не позволяйте недовольству разъедать вас изнутри. Пусть все знают, что именно вас не устраивает. Да, мы все здесь всего лишь пришельцы. Но я – пришелец премиум-класса! Все должно быть таким, каким хочется мне. Это – моя церковь. А в моей церкви все должно быть для меня.
Что это у вас за музыка на богослужении? Ну и что, что она более понятна тем, кто лишь недавно пришел к отцу? Мне подавай чего-нибудь поблагоговейнее, подуховнее! Знакомая ситуация? Когда что-либо целенаправленно делается так, чтобы заблудшему брату захотелось прийти, «благочестивым братьям» нередко становится не по себе. «Услышал пение и ликование» ради младшего брата и… «осердился и не хотел войти»!
В моей церкви должно быть мое место! Буквально! Я всегда сижу на той же самой скамейке в том же самом ряду. Если вдруг придет некто и сядет там, я так и заявлю: это мое место, пожалуйста, пересядьте! Почему так трудно бывает поступиться своим комфортом ради того, кто пропадал и нашелся? В доме Отца Небесного места много (Иоанна 14:2), хватит на всех! Может быть как раз тот самый мытарь, что проходил мимо и зашел помолиться?
И уж, конечно, все «упитанные тельцы» (темы проповедей, программы и мероприятия, «гуманитарка») должны быть исключительно для меня!
Служение Христианского научно-апологетического центра начиналось исключительно как наша с женой частная инициатива. Наша задача была помочь ученикам Христовым в исполнении апостольской заповеди: «Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ (по-гречески – apologia) с кротостью и благоговением» (1 Петра 3:15). С тех самых пор везде, куда бы ми ни приезжали, мы возим наши материалы, чтобы все, кому они могут быть полезны, могли их приобрести. Если же кому не хватало денег на действительно нужную ему книжку, мы всегда находили возможность решить проблему.
Как-то раз пригласили меня поделиться проповедью в небольшой церкви. Мы, как водится, приехали заранее и разложили свои книги на столе недалеко от входа. Было радостно видеть, как приходящие в собрание (большую половину из которых составляли сестры почтенного возраста), прямо от входа торопились подойти к книжному столу. Но радость наша оказалась преждевременной. Даже не взглянув на названия книг, все они задавали один и тот же вопрос: «Это – бесплатно?». И тут же теряли интерес к нашим скромным изданиям.
А после подъехала машина, и из нее стали выгружать упаковки с огромными – по паре килограмм каждая минимум – цветными «Детскими Библиями». Сестры-книголюбы тут же, невзирая на увесистость фолиантов, стали со знанием дела набирать по нескольку штук. Поймав наши удивленные взгляды, они поясняли: «Это – для благовестия! У нас есть внуки, родственники, соседи…»
Поняв, что такому «упитанному тельцу» наши материалы конкуренции не составят, мы, недолго думая, свернули свою лавочку. Впрочем, справедливости ради следует заметить, что с этим мы поторопились. После служения к нам подходили и спрашивали: «А что, вы разве своих книг не привезли?» И нам снова пришлось распаковывать свои сокровища.
Одно из осложнений, порождаемых ССБ – разочарование. Стоит забыть, что «ничто во всем творении не может отлучить нас от любви Бога в Христе Иисусе, нашем Господе» (Римлянам 8:39 МБО) и подумать, что для отца важнее не мы, а наши перед ним заслуги, мы очень скоро убедимся, что никогда не сможем быть достаточно хороши для этого. С другой же стороны ничто из наших «духовных достижений» не гарантирует нам беззаботной жизни. Рано или поздно, но неизбежно возникают проблемы со здоровьем, с работой, с безопасностью, с близкими людьми и т.п. Те же, кто не надрывался в благочестии, живут ничуть не хуже!
Не об этом ли сетует псалмопевец? «Бог благ к Израилю, к чистым сердцем! А мои ноги едва не поскользнулись, стопы мои чуть не потеряли опору, потому что я позавидовал надменным, увидев процветание нечестивых. Нет им страданий; они полны здоровья и силы. Они свободны от тягот человеческих, и трудностей людских они не знают» (Псалтирь 72:1-5 МБО).
Вновь и вновь перед нами будет стоять дилемма Иова: что нам дороже – то, что мы получаем от Отца, или сам Отец? Удовлетворимся ли мы ответами жены Иова и приточных сыновей и станем гоняться за тем, что удержать все равно не в силах? Или же будем помнить, что у нас уже есть самое ценное, чего никому не отнять – дом на Небесах?
Апостол пишет: «Судя по времени, вы уже сами должны кормить других, а вам все еще нужно, чтобы вас самих кормили, причем – не твердой пищей, а молочком» (Евреям 5:12). Считать, что Бог нам что-то должен – явный признак духовной незрелости. Ведь Церковь – единственное объединение людей на земле, существующее не ради тех кто в нем, а ради тех, кто вне его!
И все же, рассматривая в деталях историю отца и двух сыновей, мы не сможем понять сути сказанного Господом, если не сделаем пару шагов назад, чтобы увидеть полную картину. С чего все началось-то? «Фарисеи же и книжники роптали, говоря: Он принимает грешников и ест с ними. Но Он сказал им следующую притчу» (Луки 15:1-3). А дальше следует не один, а три рассказа! То есть история эта – не сама притча, а лишь часть ее.
Первый рассказ заканчивается словами: «Порадуйтесь со мною: я нашел мою пропавшую овцу!» (15:6). Второй: «Порадуйтесь со мною: я нашла потерянную драхму!» (15:9). «Порадуйтесь со мною» – лейтмотив всей притчи. Потому и логичным продолжением было бы «Порадуйтесь со мною: я нашел заблудшего брата!» Так ведь и сказано: «О том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся!» (Луки 15:32). Но все вокруг радуются, кроме двоих – старшего брата и откормленного теленка.
Безрадостность веры – одно из самых тяжелых осложнений при ССБ. Попавшим в эту ловушку неведомо, что такое веселие и ликование. Сами они способны радоваться лишь «там, там, глубоко». Заслышав в доме Отца смех и веселие, они тут же призывают кого-либо из служителей: «Что это такое?»
(Луки 15:26). И это – вопреки словам Иисуса: «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Луки 15:7). Вам, кстати, знаком хотя бы один праведник, не имеющий такой нужды? Даже отец из притчи был нарушителем Закона!
Между прочим, слушателям Иисуса – тем, кто серьезно относился к своей вере и хорошо разбирался в Писании, – связь эта была куда очевидней, чем нам сегодня. Ведь в Законе Моисеевом заповедь о побивании непокорного сына камнями следует непосредственно за указанием отделять первородному сыну двойную часть наследства, даже если тот – от нелюбимой жены.
Но в силах ли действительно любящий отец исполнить эту заповедь – отдать собственного сына на позорную смерть? Ни один земной отец на такое не способен! Однако Закон – лишь детоводитель ко Христу (Галатам 3:24). Только Отцу Небесному подвластна вся его полнота. В этом установлении заложено пророческое значение. Когда все нечестие мира нашего было возложено на непорочного Сына Божьего, Закон и был исполнен – через Его жертву.
Но – не будем останавливаться! Будь мы знакомы с Писанием так же хорошо, как те, к кому Иисус обратил слова этой притчи, мы не могли бы не знать, какая заповедь идет у Моисея сразу же следом: «Если человек виновен в грехе, достойном смерти, то убив его, люди могут повесить его тело на дереве. Но нельзя оставлять его тело на дереве на ночь: в тот же день похорони этого человека, потому что тот, кто повешен на дереве, проклят Богом» (Второзаконие 21:22-23).
Это не просто практические рекомендации, а пророчество о Том, Кто «взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; А мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; Наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились (Исаия 53:4,5).
Было ли это безболезненным для Отца? Был ли безболезненным уход сына для отца из притчи? Вспомните самый известный из связанных с нею образов – полотно «Возвращение блудного сына» кисти Рембрандта.
Многие из картин великого голландца на библейские темы – автопортреты. «Сэлфи», как мы бы назвали их сегодня. Он как бы напоминает: не думайте, что священная история – это всего лишь там и тогда. Это – здесь и сейчас.
Так, на картине «Христос во время шторма на море Галилейском» сам художник смотрит прямо в глаза зрителю. Держась одной рукой за снасти, а другой схватившись за голову, он как бы вопрошает: доколе мы будем поддаваться панике, зная при этом, что с нами в лодке – Сын Божий?
Порой, как на «Пиру Валтасара» автор присутствует на холсте косвенно. Его супруга Саския изображена в роли царицы – жены кощунника, который был «взвешен на весах и найден очень лёгким» (Данил 5:26). Но на полотне «Воздвижение креста» именно сам Рембрандт – центральная фигура в толпе возносящих распятое тело Иисуса. Без каких-либо намеков и иносказаний он, богослов кисти и света, заявляет: это мы прибили Господа к этому позорному кресту своими грехами!
Автопортретами являются и обе картины Рембрандта о блудном сыне. Первая из них – «Блудный сын в таверне». На ней двадцатидевятилетний живописец наслаждается жизнью. Его глаза подернуты хмельной поволокой, на лице застыла беззаботная улыбка. Одной рукой он воздевает бокал вина, другой обнимает женщину, сидящую у него на коленях. Однако дама эта – отнюдь не блудница. Она одета весьма благопристойно и даже подчеркнуто аристократично. Это – все та же Саския ван Эйленбюрх, жена художника. Сластолюбец понимает: расточает он не свое, а ее имение. Но грифельная доска на стене напоминает: за все придется платить!
Вновь Рембрандт обратится к теме блудного сына через тридцать лет, в самом конце своей жизни. Как всегда ключевой персонаж его полотен – свет. Именно свет позволяет понять, о ком эта картина. Блудный сын на ней явно не главное действующее лицо. Собственно, лица-то его мы и не видим: он уткнулся им в колени отца, в роли которого и изобразил себя престарелый полуслепой художник. Его подернутые экземой руки лежат на плечах вернувшегося путника, отчасти покрывая остатки изношенных кружев его ворота – свидетельства утраченного благополучия. На лице отца – покой и умиротворение. Он счастлив: наконец-то все – дома! Наконец-то все – вместе!
Избежать западни самодовольства не так-то просто. Нелегко, избежав одной крайности, не впасть в другую – перестав быть младшим братом из притчи, не превратиться в старшего. Кто мы – присутствие Отца среди блудных детей или батраки, гнущие на Него спину в ожидании воздаяния? Сын Божий был представителем Отца на земле, присутствием Творца в творении. И теперь, когда Господь воссел одесную Отца на небесном троне, представителями Отца стали мы, Его Церковь, Тело Христово. Мы – постоянное присутствие Отца среди блудных детей. Почему же при их возвращении мы так часто вместо отцовского счастья испытываем обиду, будто в чем-то обделены?
Если мы – на своем месте, то и даваемое Отцом принимаем по праву! «А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги» (От Луки 15:22). Приходя к Отцу, мы получаем эти три дара: лучшую одежду, перстень на руку и обувь на ноги. Понятно, что это значило для слушателей Иисуса. Но что это значит для нас?
Что может быть лучшей одеждой – достойным облачением для Божьих детей? Апостол пишет: «Облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа» (Римлянам 13:14). Чтобы, глядя на нас, люди могли видеть Его: «Облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно, (если кто на кого имеет жалобу: как Христос простил вас, так и вы). Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства (Колосянам 3:12-14).
Перстень же – это не просто колечко для украшения пальца, а печать, свидетельствующая о том, что мы наделены властью действовать от имени Отца! «Утверждающий же нас с вами во Христе и помазавший нас есть Бог, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши (2 Коринфянам 1:21,22). Наша задача, как пришельцев в этом мире, – не странствовать бесцельно, а быть полноправными представителями его Создателя.
Нам заповедано сообщать всем заблудшим скитальцам этого мира об ожидающем их небесном доме. Для того-то и дана нам обувь на ноги. «Пусть обувью вашей будет готовность нести Радостную Весть о мире» (Ефесянам 6:15 РБО). Если воистину мы считаем себя старшим братом по отношению к заблудшим, то в этом и заключается наша миссия – быть для них отцовскими агентами примирения.
Боже! Благодарю Тебя, что я таков же как прочие грешники!
Что исключительно по благодати Твоей есьм то, что есьм!
Не дай мне попасться в ловушку самодовольства!