Было время, когда теологию называли «царицей наук». А в науке всякий добросовестный исследователь начинает с уточнения задачи и обоснования методологии. Поэтому всеобъемлющее теологическое исследование обычно начинается с введения (которое иногда называется словом «пролегомены»). В нем описываются суть и цель теологии. Поэтому данная глава посвящена понятию теологии, возможности теологии как таковой, ее источникам, методу и значению.

I ПОНЯТИЕ ТЕОЛОГИИ

Хотя само слово «теология» не встречается в Библии, оно удачно описывает нечто такое, что христиане делают довольно часто и должны бы делать еще чаще. Это словообразовано от двух греческих слов: theos – «Бог» и logos – «слово, утверждение, речь». Таким образом, в буквальном смысле теология, или богословие, – это процесс и результат изучения того, что говорится и пишется о Боге.

В широком смысле к теологии можно отнести любые сознательные попытки получения и/или передачи знаний о Боге и о Его отношениях с творением. В более узком, специальном смысле мы предлагаем следующие два определения.

1) Теология как процесс – это получение знаний о Боге и об отношении всего сущего к Богу с целью выяснения истины.

2) Что касается содержания, то теология – это совокупность истинных высказываний о Боге и обо всем творении в связи с Богом.

А. Спектр значений термина «теология»

В религиозном мире, особенно среди ученых, слово «теология» имеет множество значений. Ниже перечислены четыре наиболее популярные коннотации – от самой широкой до самой узкой.

Во-первых, теологией можно назвать изучение религии в целом. Слово «теологическая» входит в название многих семинарий – например, Принстонской теологической семинарии. Учебная программа семинарии обычно включает в себя ряд взаимосвязанных дисциплин, таких как библейские языки, экзегеза, история Церкви, археология, библейские доктрины, апологетика, христианское образование, гомилетика,  миссиология. Все эти дисциплины обычно разделяются на четыре группы: библейские, исторические, теологические и практические. Но все их можно назвать «теологическими» в самом широком смысле этого слова.

Во-вторых, в более узком смысле слово «теология» означает одну из вышеупомянутых четырех групп. В этом смысле теология тоже включает в себя ряд дисциплин: систематическую теологию, историю теологии, апологетику или философию религии, а также этику.

В-третьих – и это самое распространенное значение – под термином «теология» подразумевается один из разделов доктринальной, или систематической теологии. В данном случае под «теологией» обычно понимается тематическое изучение Библии (в отличие от последовательного). Иногда также предполагается систематическое изучение той или иной темы – например, доктрины греха («что сказано в Библии о грехе»). Или же теологическое исследование может принимать форму системного и упорядоченного изложения каждой из основных тем Библии. Именно так построена данная книга. Таким образом, вы держите в руках том по «систематической теологии».

Наконец, термин «теология» относится и к изучению доктрины Бога – в отличие, скажем, от антропологии (изучение доктрины человека) или сотериологии (изучение доктрины спасения). Иногда, подразумевая именно это значение термина, во избежание  неопределенности говорят о «теологии в узком смысле этого слова».

В этой книге слово «теология» чаще всего употребляется в третьем значении.

Б. Теология и доктрина

Ближе всего по смыслу к слову «теология» библейское слово «учение», или доктрина (от латинского doctrina («учение»), которое, в свою очередь, происходит от глагола docere – «учить, показывать»). (Слово doctor переводится с латинского просто как «учитель».) В греческом Новом Завете ближе всего по значению к термину «доктрина» существительные didache и didaskalia (образованные от глагола didasko – «учить»), которые означают «учение». Этими словами обозначается и сам процесс преподавания (например, Мк. 4:2; Рим. 15:4; 1 Тим. 4:13; 2 Тим. 4:2), и его содержание – то, что преподается (например, Рим. 16:17; 1 Тим. 1:10; Тит. 2:10; 2 Ин. 9, 10).

В Библии короля Якова оба эти слова почти всегда переводятся как «доктрина», хотя в современных переводах предпочтение отдается слову «учение». Но эти слова синонимичны, поэтому нет ничего плохого в использовании слова «доктрина». Она означает «учение» – не само действие, а содержание.

Как соотносятся между собой доктрина и теология? Иногда эти слова употребляются как синонимы, однако между ними можно провести следующее различие. Доктрина означает все христианское учение (см. Деян. 2:42; 2 Тим. 3:16), которое можно разделить на две категории: теологию и этику. Теология – это та часть христианской доктрины, которая учит истине (например, Деян. 5:28; 13:12; 2 Тим. 4:3; Тит. 2:1; Евр. 6:2; 2 Ин. 9, 10). Этика же – это та часть доктрины, которая учит правильному поведению (например, 1 Тим. 1:10; 4:1, 6, 16; Тит. 2:1). Теология изучает идеи и концепции, а этика – поступки. Поэтому теологию и этику относят к разным направлениям в христианской доктрине.

Таким образом, использование слова «доктрина» в контексте христианской теологии оправдано и даже неизбежно, особенно в тех случаях, когда речь идет о каком-либо конкретном разделе учения – например, о доктрине Святого Духа или доктрине греха. Вся теология подпадает под категорию доктрины, но не все доктрины относятся к теологии (некоторые принадлежат к области этики).

II ЧТО ДЕЛАЕТ ТЕОЛОГИЮ ВОЗМОЖНОЙ?

Теология, по определению, происходит от Самого Бога – в том смысле, что Он и есть та реальность, о которой или по отношению к которой формулируются все теологические утверждения. Но возникает вопрос: действительно ли нам открыта божественная реальность, без чего невозможно истинное знание о Боге? Способны ли мы формулировать истинные высказывания о Боге или о любой части творения по отношению к Богу?

И здесь мы сталкиваемся лицом к лицу с проблемой истины, поскольку возможность теологии основана на возможности существования истины как таковой. Теология – это разумная доктрина, то есть истинное учение о делах и природе Бога и обо всем творении в связи с Богом. Возможна ли такая истина? Ответ на этот вопрос будет состоять из трех частей: определение истины, отрицание истины и утверждение истины.

А. Определение истины

Всем известен знаменитый вопрос Пилата: «Что есть истина?» (Ин. 18:38). Вряд ли Пилат тем самым требовал представить ему некий список истинных утверждений. Задавая этот вопрос, он, скорее всего, интересовался самой природой истины. Что подразумеваем мы под этим словом? Чем определяется истинность или ложность высказывания?

Довольно распространенный ложный ответ на этот вопрос продиктован философией прагматизма. Согласно этой философии, истинное утверждение – то, которое «работает», то есть помогает достичь желаемой цели. К примеру, лейтенант, обращаясь к солдатам перед боем, рассказывает им о геройском поступке их погибшего однополчанина. Офицер прекрасно знает, что история выдумана, но ее все равно можно считать истинной, потому что она помогает солдатам одержать победу.

Однако единственным правильным ответом на вопрос Пилата может быть концепция соответствия. Иными словами, утверждение истинно тогда и только тогда, когда соответствует действительности. Высказывание верно лишь в том случае, если оно описывает нечто реально существующее. Такой подход к истине, основанный на здравом смысле, свойственен большинству людей, даже если они не рассуждают о нем в категориях формальной логики.

Ричард Боумен (Bowman, 9-11), представитель консервативного направления деноминации «Ученики Христа» (“Disciples of Christ”) и соучредитель организации «Возрождение ученичества» (“Disciple Renewal”) объясняет, почему необходимо помнить об этих различиях. Он приводит пример либеральных профессоров богословских семинарий. Эти преподаватели не верят ни в непорочное зачатие, ни в откровение, ни в небеса. Но они учат будущих проповедников признавать эти доктрины как истинные – не как соответствующие реальности, а как дающие людям надежду и удерживающие их в церкви. (Хотя проповедники, конечно же, не должны упоминать о том, что их концепция истины радикально отличается от той, которой придерживается большинство прихожан, потому что, узнав об этом, прихожане, вряд ли будет в восторге.) Поэтому проповедник может на словах признавать истинными доктрины непорочного зачатия и Воскресения, втайне считая, что эти события никогда не происходили!

Такой подход полностью противоречит библейскому. Все Писание, от начала до конца, предполагает концепцию соответствия действительности. К примеру, Воскресение Христа описывается в Библии как объективное историческое событие. Сказано, что воскресший в теле Спаситель явился сотням людей, которые узнали Его (1 Кор. 15:5-7). Павел писал, что если Христос не воскрес, то проповедь Воскресения бессмысленна, а сами проповедующие – лжесвидетели. Если Воскресения не было, то вера в Него бесполезна, и мы все еще во грехах наших (1 Кор. 15:14-17). Иными словами, утверждение «работает» (выдерживая прагматическую проверку) только тогда, когда соответствует действительности.

Б. Отрицание истины

Отрицание абсолютной истины – это, пожалуй, самая характерная и имеющая наиболее серьезные последствия примета мировоззрения, господствующего в XX-XXI веках. В нашем обществе отрицание абсолютной истины встречается под разными названиями: ситуационная этика, мультикультурализм, плюрализм, разнообразие мнений, борьба с дискриминацией, постмодернизм. Все это можно подытожить одним словом: релятивизм. Этим словом обозначается концепция, в соответствии с которой так называемая «истинность» любого утверждения зависит от обстоятельств. То или иное утверждение истинно для вас здесь и сейчас. Но оно может быть ложным для кого-то другого, или даже для вас некоторое время спустя.

На релятивистских позициях основано большинство философских школ двадцатого века: аналитическая философия, философия процесса, экзистенциализм, прагматизм, постмодернизм. Так, приверженцы прагматизма утверждают, что идея может быть истинной только в том случае, если она работает. Один из основателей этого философского движения, Уильям Джемс, писал: «Истина – это то, что представляется нам целесообразным, подобно тому как «правильное» поведение – это поведение, соответствующее нашим целям» (James, 145, 192).

Последнее релятивистское новшество – философия постмодернизма. Постмодернисты утверждают, что все возможные мнения по поводу одного и того же предмета допустимы, и с ними следует считаться (то есть нужно признавать их верными), за исключением одного: мнения о том, что абсолютная, объективная истина существует. Одно из эссе, отстаивающих философию постмодернизма, называется «Объективной истины нет, и это хорошо» (Kenneson, There’s No Such Thing as Objective Truth, and It’s a Good Thing, Too, 155-170).

По результатам социологических опросов, проведенных в середине 1990-х годов, Джордж Барна пришел к выводу, что примерно три четверти американцев не верят в существование абсолютной истины. Такого же мнения придерживаются примерно две трети тех опрошенных, которые назвали себя евангельскими христианами.

Разумеется, отрицание возможности истины как таковой неизбежно приводит к отрицанию возможности теологической истины, результатом чего становится принятие релятивистских доктрин. Последовательное применение этих доктрин приводит к отрицанию абсолютной и исключающей все альтернативы истинности христианства. Те, кто ее отвергают, считают одинаково истинными все религии. Даже некоторые христиане под влиянием релятивизма утверждают: «Не существует единственно правильного толкования Библии!»

Сторонников релятивизма много. Один из них – Уильям Бэрд, богослов деноминации «Ученики Христа». Он яростно критикует всякого, кто осмелится утверждать, что «знает замысел Божий в отношении Церкви», открытый в Библии. По мнению Бэрда, даже если такой человек «цитирует библейские главы и стихи, человеческая интерпретация все равно неизбежна. Толкование божественной мудрости необходимо, но эта мудрость превращается в безумие теми толкователями, которые считают истинной именно свою интерпретацию» (Baird, 57).

В качестве другого примера можно привести высказывание Фреда П. Томпсона: «Движение Возрождения всегда отличалось открытостью и доброжелательностью по отношению ко всем. Мы никогда не называли себя единственными христианами. Мы всегда отказывались от роли судей, когда речь идет о том, насколько истинна вера других… Мы принимаем (или, по крайней мере, должны принимать) в общение всех, независимо от доктринальных убеждений» (Thompson, 15).

Цитату из статьи Дж. Стивена Ланга можно привести как пример не просто релятивизма, а отказа от доктрины в целом:

«…Апостол Павел собрал все свои докторские диссертации, логику, учение и советы, выразив все одной фразой в Первом Послании к Фессалоникийцам: «Вы [сами] знаете, каковы были мы для вас между вами» (1 Фес. 1:5).

…Он хотел, чтобы его помнили не как богослова, а как живое свидетельство веры.

Это свидетельство Павла заставляет нас задать чрезвычайно важный вопрос. Следует спрашивать не «Во что веришь?», а «Как живешь?»

Отец наш Небесный не повелевает нам загонять духовность в прокрустово ложе наших собственных идей и концепций. Он желает, чтобы духовность проявлялась в нашей жизни. Доктрина, конечно же, важна, но богословские споры вокруг той или иной догмы ничего не меняют в жизни… Все великие доктрины всех великих христианских мыслителей можно свести к одной жизни, наполненной подражанием Христу» (Lang, 6-7).

Чем объяснить такой скептицизм и равнодушие к здравому учению? Дело в том, что каждому человеку свойственна так называемая «эгоцентрическая ограниченность». Наше сознание (наше «я») ограничено в пространстве (черепной коробкой) и во времени (настоящим моментом). Мы глядим на все только со своей колокольни, не в силах выйти за рамки собственных ограничений.

Все мысли попадают в наше сознание через призму нашего собственного восприятия и фильтруются нашими чувствами, которые могут нас обманывать. Поэтому сознание содержит только восприятие предметов, а не сами предметы. Это значит, что мы не знаем, насколько наше восприятие соответствует тому, что существует «в действительности». Не знаем мы и того, насколько наше восприятие реальности соответствует восприятию этой же реальности другими людьми. Кроме того, мы ограничены еще и в том, что не знаем будущего и, размышляя о нем, может только строить планы и догадки. И все наши поиски истины рано или поздно прекратятся, потому что смерть неизбежна.

Подытоживая все эти ограничения, Кеннесон высказывает мысль о невозможности «взгляда ниоткуда» (Kenneson, 156-167).

Наша «ограниченность» означает, что конечные существа ничего не могут знать в совершенстве, и тем более не могут знать всего, то есть видеть общую панораму. Но можно ли делать абсолютные высказывания о том или ином предмете, не зная, каким образом этот предмет соотносится с общей картиной? Иными словами, можно ли делать абсолютные высказывания, не обладая бесконечным знанием? Следовательно, никто не обладает стопроцентной уверенностью в отношении чего бы то ни было, в том числе и теологии.

Философия «эгоцентрической ограниченности» приводит, в частности, к неверию в способность человеческого языка адекватным образом выражать мысли. Согласно этой философии, каждый человек воспринимает все со своей точки зрения, поэтому никто не воспринимает ничего так же, как другой. Это значит, что автор любого утверждения формулирует его в соответствии со своей точкой зрения. Его понимание и использование слов определяется его собственной ограниченностью. Все зависит от культуры, личного опыта и ситуации. Слушатель любого утверждения также воспринимает его в контексте собственной ограниченности. Этот контекст тоже зависит от культурных особенностей и личного опыта. «Культурный релятивизм» означает, что мы имеем только относительную уверенность в том, что правильно выразили свои мысли или поняли высказывание собеседника.

Так же скептически воспринимается мысль о том, что Бог пытается говорить с нами на нашем языке то есть, через словесное откровение. Способен ли ограниченный человеческий язык передать бесконечное совершенство мыслей Бога? Кроме того, даже если бы Бог говорил самым понятным образом, каждый человек все равно воспринимал бы Его слова через призму своей эгоцентрической ограниченности. Следовательно, абсолютного согласия в вопросе о том, что значат сказанные Богом слова, быть не может. И доктринальный релятивизм в таких случаях неизбежен.

В. Утверждение истины

Чтобы доказать возможность теологии как здравого учения, необходимо вначале продемонстрировать ошибочность релятивизма. Релятивизм противоречит себе самому с самого начала, поскольку утверждение «абсолютной истины нет» претендует на статус абсолютной истины. Кроме того, как отмечал Элтон Трублад, существование объективной истины доказывается тем, что существование ошибок признается всегда и везде. Издатели исправляют опечатки, а газеты публикуют опровержения. Студенты на экзаменах дают неправильные ответы. Всем нам свойственно время от времени что-нибудь забывать. Даже самый упорный противник истины будет жаловаться, если кто-то по ошибке унесет его портфель. Но «ошибки невозможны, если ошибаться не в чем!» – объясняет Трублад. Если истины нет, то не может быть ни ошибок, ни заблуждений (Trueblood, 47-50).

Утверждая концепцию истины, необходимо упомянуть мифы о «стопроцентной уверенности». Первый из этих мифов гласит, что отсутствие стопроцентной уверенности равнозначно релятивизму. На сто процентов люди могут быть уверены только в вопросах формальной логики и математики. Эгоцентрическая ограниченность не позволяет нам обладать такой же уверенностью в отношении фактов. Такова природа человеческого знания. Всегда, когда речь идет о фактах, мы можем рассуждать только в категориях вероятности. Но отождествление вероятности с неопределенностью, как и с релятивизмом, – серьезное заблуждение. Существуют разные степени вероятности, и в тех случаях, когда факты и логика позволяют сделать вывод об истинности утверждения, обладающего высокой степенью вероятности, отрицать его иррационально и аморально. В отношении многих вещей можно установить, что «нет разумных причин сомневаться» в их истинности.

Другой миф во многом похож на первый: «Прежде чем поверить чему-либо или действовать, необходимо быть уверенным на сто процентов». Этот миф обычно вспоминают те, кто отвергает факты, подтвержденные множеством доказательств. («Нельзя доказать со стопроцентной точностью, что курение вызывает рак!» «Нельзя доказать с абсолютной точностью, что Иисус воскрес из мертвых!») Но отсутствие стопроцентной точности, будучи лишь формальной проблемой, обычно не мешает верить и действовать. Высокий уровень вероятности и, следовательно, уверенность в практических и нравственных вопросах возможны и без абсолютной уверенности.

Третий миф основан на мнении, что стопроцентная уверенность в чем-либо невозможна в принципе, ни при каких обстоятельствах. Это идея о невозможности «взгляда ниоткуда». Почему мы называем эту идею мифом? Потому что стопроцентная уверенность, а, следовательно, и абсолютная истина, возможна в том случае, если есть Бог, на Которого не распространяется эгоцентрическая ограниченность. Реальность абсолютной, объективной истины основана на существовании трансцендентного Бога-Творца.

Следовательно, основанием истины служит существование Бога. Человек – конечное существо, связанное эгоцентрической ограниченностью. Но у Бога ее нет. Бог бесконечен во всем, в том числе и в знании. Всезнающий Бог обладает абсолютным и совершенным знанием обо всем. Абсолютная истина существует в разуме Божьем.

Различие между Богом и человеком основано на самом факте Сотворения. Человек – существо полностью тварное. Он ограничен по природе своей. Есть только один Творец – вечный Бог, создавший все из ничего, ex nihilo. Различие между Творцом и творением – самое главное из всех различий. Бытие несотворенного Творца уникально. На Него не распространяется ни одно из ограничений, по определению свойственных тварным существам.

Существование всех абсолютных категорий берет начало в трансцендентном Боге-Творце. Разум Божий делает возможными любую мысль и любую логику. Сама сущность Бога выражена в слове Logos – «слово, разум, логика» (Ин. 1:1). Бог приглашает нас: «Придите – и рассудим» (Ис. 1:18). Его бесконечный разум вмещает все возможное знание обо всем – без пробелов и ошибок. Поэтому все, что Он говорит – о Себе, о природе человека, о добре и зле, о грехе и спасении, о небесах и аде – истинно. Бог и только Бог – единственный источник абсолютной истины.

Но необходимо также ответить на вопрос: доступна ли эта истина людям? Даже если всеведущий Бог существует, абсолютная истина нам не доступна, если только Он не даст нам откровение. Но Бог уже говорил с нами на понятном нам языке. Он сделал это через Библию – Слово Божье. Именно откровение Слова делает теологию возможной.

Что же ответить тем, кто считает, что человеческий язык не способен адекватно передавать истину и что двусмысленность и неопределенность значения неизбежны? Даже если Бог дал нам в Библии совершенное откровение, можем ли мы утверждать, что понимаем его? Да, можем. Мы с уверенностью заявляем, что человеческий язык – адекватное орудие для передачи истины, в том числе и истины от Бога.

Мы утверждаем это прежде всего потому, что языковое общение происходит повсеместно, и оно достигает своих целей. Наша уверенность в том, что Библия поддается пониманию, основана на простом наблюдении: любое словесное общение подразумевает, что язык в целом и используемые слова в частности поддаются пониманию. Любой, кто говорит или пишет, подразумевает, что его язык понятен именно в том смысле, который вкладывает в свою речь автор. Я предполагаю, что читатели этой книги поймут, что в ней сказано. Даже авторы трактатов о неадекватности человеческого языка пишут о нем обычным человеческим языком, ожидая при этом, что мы поймем написанное!

Несмотря на эгоцентрическую ограниченность, языковое общение возможно благодаря феномену взаимной договоренности. Взаимная договоренность – это наше согласие считать, что те или иные символы (слова) означают определенные предметы или концепции. Все сводится к определениям, с которыми мы соглашаемся. То, что язык способен функционировать, доказывается самим существованием словарей.

Прямым доказательством способности языка передавать Божью истину служит тот факт, что Сам Бог использовал язык для этой цели. Стал ли бы бесконечный Бог с нами говорить, если бы мы не были способны принять и понять Его слова? Но Он говорил (Евр. 1:1-2), потому что знает: существа, сотворенные по образу Его, способны понимать сказанное Им.

Если наблюдаемое повсеместно языковое общение конечных существ подразумевает, что они способны понимать язык, то Божественное откровение тем более подтверждает способность языка передавать истину. Это простой аргумент от меньшего к большему. Если мы предполагаем, что язык понятен при повседневном общении, то у нас гораздо больше оснований предполагать, что он понятен и при общении с Богом. Ведь Бог сотворил и язык, и разум, которому Он желает сообщить истину посредством языка.

Создатель наделил нас разумом, который способен понимать Его откровение. Поэтому мы уверенно заявляем о том, что теология возможна и что у нее есть разумная цель – формулировка правильной доктрины, здравого учения. Те, кто отрицает это, подвергают сомнению мудрость и силу Бога.

Мы знаем: Бог желает, чтобы мы формулировали доктринальную истину, потому что в Библии неоднократно подчеркивается важность истины и здравого учения. Кроме того, Писание решительно осуждает лжеучения. Иисус говорит, что истина познаваема: «И познаете истину» (Ин. 8:32). Павел пишет, что Бог «хочет, чтобы все люди достигли познания истины» (1 Тим. 2:4). Те, в ком нет «любви истины» и кто отверг «веру истине», не получат спасения (2 Фес. 2:10, 13). Апостол Иоанн радовался, слыша о христианах, которые «ходят в истине» (3 Ин. 4). Встретив евнуха, читавшего Книгу пророка Исаии, Филипп спросил: «Разумеешь ли, что читаешь?» (Деян. 8:30). Сам вопрос подразумевает, что существует только одно истинное понимание Библии.

Важность христианской доктрины вытекает из того, что она, по словам Павла, питает верующих (1 Тим. 4:6). Павел напутствует Тита: «Ты же говори то, что сообразно с здравым учением» (Тит. 2:1). Кроме того, Тит должен был являть пример здравого учения. Павел осуждает тех, кто не принимает здравого учения и отвергает истину (2 Тим. 4:3-4). Ложные доктрины называются учением сатаны и бесов (Ин. 8:44; 2 Фес. 2:9-12; 1 Тим. 4:1-2). Библия осуждает тех, кто учит ложной доктрине (Гал. 1:6-9; 1 Тим. 6:3-5; Тит. 1:9-14; 2 Пет. 2:1-3; 1 Ин. 4:1), верит ей (2 Фес. 2:10-12; 2 Пет. 3:16-17) и способствует ее распространению (2 Ин. 9-11; 3 Ин. 8).

Все эти назидания имеют смысл лишь в том случае, если мы способны понимать различие между истиной и ложью, – из чего следует вполне разумное предположение о возможности подлинного знания о Боге и истинной теологии.

III ИСТОЧНИКИ ТЕОЛОГИИ

Если Бог – главный объект теологии, то Он же – ее изначальный источник. Любое богословское утверждение должно основываться на реальности Самого Бога. Он – единственный, Кто гарантирует истинность того или иного утверждения. В связи с этим возникает вопрос об источниках теологии: каким образом мы получаем доступ к реальности Бога и, как следствие, к истинному знанию о Нем?

Необходимо понимать различие между самой реальностью и нашим восприятием этой реальности. Строго говоря, теология изучает и анализирует то, что находится в нашем сознании. Но откуда происходит содержание – то, что находится в сознании? Что именно взаимодействует с нашим сознанием и вкладывает в него содержание – то содержание, о котором мы размышляем и из которого вытекает то, что мы называем «теологией»?

На этот вопрос даются самые разные ответы. Называют множество разных источников, из которых происходят разные идеи о Боге. Некоторые из этих идей явно противоречат друг другу. Поэтому возникает вопрос о существовании некоего нормативного источника, содержание которого не нужно проверять, сравнивая с содержанием других источников. Соответственно, нормативный источник должен служить критерием оценки содержания всех других источников. Если это так, то нормативный источник – это единственный, или по крайней мере главный источник теологии. Далее будет показано, что такой нормативный источник теологии существует, и это – Библия.

Вполне возможно, что и другие источники теологии тоже сообщают нашему сознанию достоверную информацию о Боге. Однако эти же источники могут содержать и ненужную и даже ложную информацию о Боге. Любые идеи о Боге, приходящие к нам из других источников (в том числе и те, которые претендуют на истинность, и даже те, которые мы сами склонны считать истинными), необходимо сверять с единственным истинным, непогрешимым источником – Библией. Некоторые из этих источников, если воспринимать их через призму Библии, вполне можно использовать как вторичные, или вспомогательные, источники теологии, то есть в них может содержаться полезная информация – примеры и разъяснения библейского учения.

А. Возможные источники теологии

Источников знаний о Боге и Его отношениях с творением называют великое множество. И хотя при ближайшем рассмотрении некоторые из них оказываются ложными или просто бесполезными, в этой главе мы рассмотрим их как возможные источники. Они подразделяются на четыре категории: откровение, опыт, разум и традиция.

1. Откровение Бога

Один из возможных источников теологии – откровение Самого Бога. Инициатива откровения принадлежит Богу, Который действует таким образом, что информация о Нем и о сотворенном Им мире становится доступной нашему сознанию. Следовательно, Бог непосредственным образом сообщает людям теологическое знание. Это откровение может быть объективным – приходящим к нам извне – или субъективным – находящимся в нас самих.

Объективное откровение принимает разные формы. Оно бывает невербальным, то есть передается без слов, или словесным, то есть сообщается посредством человеческого языка. Основываясь на другом критерии, откровение также можно разделить на общее – доступное всему человечеству в целом – и специальное – данное определенным людям в определенном времени и месте.

С учетом этих различий выделяют три вида объективного откровения. Во-первых, мы способны получать общее невербальное откровение. Бог свидетельствует о Себе Самом посредством таких действий, как изначальное Сотворение и постоянный общий Божий промысел в творении. Это откровение приходит к нам из окружающего нас мира. «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь» (Пс. 18:2; см. Рим. 1:18-20). Это – часть так называемого «общего откровения».

Объективное откровение второго вида также относится к категории невербального откровения. Проявляется оно в конкретных событиях, происходящих в определенное время и в определенном месте. К таким событиям относятся действия специального Промысла, например, вмешательство Бога в ход истории и судьбы народов (Ис. 14:24-27; Авв. 1:5-6) и вызванные Им засухи (Ам. 4:6-8; Аг. 1:3-10). К этой же категории можно отнести чудеса, совершавшиеся посланниками Божьими. Кроме того, к невербальному специальному откровению принадлежат и спасительные деяния, в которых явилось могущество Бога – например, исход израильтян из Египта и искупительный подвиг Иисуса Христа. Все это относится к категории «специального откровения».

Объективное откровение третьего вида – словесное, специальное. Оно подразумевает, что Бог обращается к людям на человеческом языке – непосредственным образом (Исх. 3:1-10) или через пророков. Пророчества бывают устными (3 Цар. 16:1-4) или письменными (Иер. 36:27-32; 2 Тим. 3:16). К этой категории предлагают относить разные книги – Коран, Книгу Мормона и, конечно же, христианские Писания – Библию. (И хотя не все, что содержится в Библии, можно назвать откровением в узком смысле этого слова, вся Библия богодухновенна, поэтому все ее части обладают непогрешимостью Божьего откровения.)

К вышеперечисленным видам откровения стоит также добавить некоторые возможные субъективные виды откровения. Считается, что Бог вкладывает в сознание людей определенную информацию, не зависящую от восприятия органами чувств. К таким субъективным видам откровения относится врожденное знание нравственного закона (Рим. 2:15) и, возможно, врожденное знание о Боге, заложенное в сердце каждого человека. (Термин «общее откровение» применим и к таким случаям.)

Есть и другие возможные виды субъективного откровения: случаи, когда Бог говорит с людьми посредством снов, видений, или дает им «внутреннее просветление» каким-либо иным способом. Многие протестанты верят также во внутреннее «свидетельство Святого Духа», то есть, в то, что Святой Дух сообщает верующим о том, что они подлинно спасены, и что Библия – Слово истины. Дальнейшее «просветление», совершаемое Святым Духом, якобы делает верующего способным понимать значение Библии.

2. Опыт

Второй потенциальный источник теологии – человеческий опыт. По словам Крисчера, «Теология происходит из опыта». Далее он пишет: «Будучи христианином, я постоянно должен черпать в своем опыте христианской жизни сырье для теологии» (C. W. Christian, 29, 95). Схожее мнение высказывает и другой богослов: «Теология выкристаллизовывается из опыта» (Ditmanson, 17).

Возможно, они в чем-то правы, но только отчасти. Далее будет показано различие между разными аспектами опыта. С одной стороны, опыт того или иного уровня неизбежен в случаях, когда главным источником богословского знания служит откровение, потому что откровение необходимо каким-то образом принять. Но богословские размышления в таких случаях обращены прежде всего к самому откровению, так как опыт служит всего лишь для передачи откровения. Иными словами, теологические истины выводятся из объекта опыта, а сам опыт имеет второстепенное значение. В качестве возможных примеров второстепенного опыта можно привести: наблюдение великих деяний Божьих в природе и истории, чтение слов Библии и слышание голоса Божьего в сердце. Так, все, кто наблюдал десять казней египетских и разделение Красного моря, конечно же, испытывали необычные переживания; но для теологии значение имеют прежде всего сами деяния, а не опыт наблюдателей.

С другой стороны, опыт сам по себе иногда тоже может быть предметом богословского изучения. То есть из опыта выводятся богословские истины – но только тогда, когда опыт указывает на Бога. В этих случаях сам опыт имеет первоочередное значение, и богословские истины выводятся из субъекта – человека, испытывающего данное переживание.

Примеров такого опыта много. Некоторые из их попадают в разряд так называемого интуитивного опыта. Например, философ Иммануил Кант заметил, что ему самому и другим людям свойственно внутреннее чувство нравственности. Размышляя об этом «нравственном опыте», он пришел к выводу о реальности жизни после смерти и о существовании Бога, Который будет нас судить. Другой пример – Фридрих Шлейермахер, отец либерального богословия. Он утверждал, что всем людям свойственно чувство абсолютной зависимости (от чего именно – вопрос другой). Это чувство зависимости, на котором основана наша вера в Бога, – единственный источник теологии.

Следующая категория личностных переживаний – мистический опыт. Мистики говорят о непосредственном опыте общения с Богом и утверждают, что им знакомо чувство единения с Ним. Однако мистики обычно настаивают на том, что Божество по природе своей невыразимо, то есть Его нельзя описать словами; единственное, о чем можно говорить, – это мистические переживания; следовательно, они и служат главным источником теологии.

Но есть и другой, более распространенный опыт. Большинство людей называют его религиозным. О нем говорят в тех случаях, когда в тех или иных обстоятельствах усматривается действие Бога. Чаще всего речь идет о субъективном опыте возрождения, или обращения. Например, Джон Уэсли вспоминал о том, как его сердце «пылало» при покаянии. Чарльз Финни рассказывал, что накануне своего обращения «провел несколько часов в общении с Иисусом Христом. При этом он видел Господа словно лицом к лицу. Под Его взглядом Финни зарыдал, словно малое дитя». Присутствие Святого Духа было настолько сильным, что оно ощущалось «словно захлестывающие волны любви» (Wenger, 22).

Религиозный опыт, связанный со сверхъестественными событиями, также знаком многим, кто наблюдал или переживал подобные события. Говорение на языках, чудесные исцеления, освобождение от бесов, «выход из тела» и «жизнь после смерти» – те, кто испытал подобное, часто обнаруживают склонность к богословским выводам, основанным на таких переживаниях.

Есть еще одна категория – экзистенциальный опыт. По мнению Крисчена, «в основе теологии лежит реакция на то, что человек испытывает в жизни» (Christian, 29). Экзистенциальный опыт бывает общим или специальным. Маккуорри пишет: «В широком смысле… сам опыт человеческого существования представляет собой главный источник теологии» (Macquarrie, 6). Жизнь состоит из общения с другими людьми, в частности с христианами. Кроме того, в жизни каждого человека есть личностные переживания: душевные порывы, угрызения совести, страдания и осознаваемые желания. К примеру, феминистки часто утверждают, что главный источник их теологии – «женский опыт». Определение этого опыта связано с испытываемым угнетением со стороны мужчин и борьбой за равноправие (Cottrell, Feminism, 182-188).

В этом разделе мы не задаемся вопросом о том, какие их этих источников теологии действительно следует признать истинными. Пока речь идет только о потенциальных источниках. Вопрос об их истинности будет обсуждаться в одном из следующих разделов.

3. Разум

Третий потенциальный источник теологии – человеческий разум. Прежде всего следует отметить, что у разума есть три функции. Во-первых, это функция логических выводов, в рамках которой разум служит источником истины. В таких случаях разум использует в качестве точки отсчета некую уже признанную истину, а затем переходит от нее к другим истинам, в соответствии с правилами индуктивной и дедуктивной логики. Точкой отсчета (уже признанной истиной) может служить некая существующая a priori идея, заложенная в человеческом разуме, или же некий установленный a posteriori факт, воспринятый чувствами или сообщенный посредством откровения. Вторая функция разума – аналитическая, или инструментальная. Разум в таких случаях анализирует или упорядочивает уже известные истины с целью понимания и разъяснения. (В этом и заключается главная цель теологии). Третья функция – критическая: разум исследует различные утверждения, претендующие на истинность, и определяет, какие из них следует принять как истинные. В этом процессе используются определенные правила, помогающие оценить достоверность фактов и утверждений. (Это – главная функция разума в апологетике.)

К вопросу об использовании разума в качестве источника теологии имеет отношение только первая функция – формулирование предположений. При этом необходимо также различать априорные и апостериорные точки отсчета.

Некоторые утверждают, что определенные богословские истины априорно познаваемы, то есть, к ним можно прийти, опираясь исключительно на существующие в разуме идеи, без какого-либо участия опыта. Наиболее характерный пример – онтологический аргумент Ансельма Кентерберийского. В этом аргументе доказательство существования Бога выводится на основе всего лишь идеи о Боге как о совершенной Сущности, выше которой ничего быть не может. Считается, что, опираясь на эту концепцию, человеческий разум может прийти к осознанию того факта, что Бог существует в реальности. Декарт утверждал: наш разум способен понять, что Бог есть, если в качестве точки отсчета избрать внутреннее осознание того факта, что мы мыслим. «Я мыслю, следовательно, существую» (cogito, ergo sum). Наше конечное существование обусловлено бесконечной причиной, то есть Богом. (Это априорная формулировка космологического аргумента.)

Разум способен прийти к осознанию существования Бога и апостериорным образом, опираясь на истины, воспринимаемые посредством чувств. Например, наблюдая конечный мир, можно прийти к выводу о существовании бесконечной Первопричины, то есть Бога-Творца. Это вторая, более распространенная формулировка космологического аргумента. Другой пример: наблюдая те объекты в природе, которые не могли возникнуть случайно, можно прийти к выводу о существовании создавшего их разума, который многие отождествляют с Богом. Это телеологический аргумент. В общем смысле можно утверждать, что гигантские размеры нашего мира, его невообразимая сложность, наблюдаемые в нем разнообразие и красота наводят на мысль о существовании всемогущего Творца и о Его славе.

В приведенных выше примерах разум, опираясь на определенные аспекты общего откровения, формулирует истины о Боге. Но в качестве точки отсчета можно принять и специальное откровение Библии. В таком случае, на основании дедуктивных рассуждений («с правильной и очевидной последовательностью») можно прийти к истине, которая не сформулирована в Писании явным образом. Этот принцип отражен в Вестминстерском вероисповедании (I.vi): «Весь замысел Божий… либо ясно изложен в Писании, либо с правильной и очевидной последовательностью может быть выведен из него». Томас Кэмпбелл включил в параграф 6 «Декларации и обращения» (Thomas Campbell, “Declaration and Address”) следующую формулировку: «Правильные предположения и неложные выводы, сделанные на основе Писания, можно назвать доктриной святого слова Божьего». И хотя эти предположения нельзя превращать в критерии для принятия в церковь кающихся, «они, тем не менее, уместны для последующего наставления и назидания церкви». К примеру, в Библии нет прямых упоминаний об абортах. Но, основываясь на шестой заповеди и на библейском учении о том, что эмбрион – это личность, мы приходим к выводу, что аборт – это грех.

4. Предание

Четвертый потенциальный источник теологии – предание. Этим словом обозначают то, что передано нам от предыдущих поколений. Понимать предание можно по-разному. К примеру, в Римской Католической Церкви слово «предание» чаще всего означает апостольское учение, сообщенное не в письменной, а в устной форме. К этому учению добавляют также доктрины, сформулированные Папой или Вселенскими соборами. Предание в католицизме обладает авторитетом, равным авторитету Писания, и служит одним из первичных источников теологии.

Протестанты с католиками не соглашаются; однако у каждой протестантской деноминации есть свои передающиеся по наследству символы веры, документы и обычаи, составляющие неофициальное предание. И хотя они не считаются нормативным источником теологии, их передают из поколения в поколение как важные теологические источники.

В определенном смысле всю богословскую мысль, развивавшуюся на протяжении истории христианства и усваиваемую нами при изучении истории церкви и истории доктрины, можно считать общим преданием, оказывающим влияние на формирование теологии в наши дни.

Б. Нормативный источник теологии

Итак, мы рассмотрели четыре источника теологии: откровение, опыт, разум и предание. Мы показали, что некоторые их аспекты неприемлемы, однако другие вполне могут служить источниками богословского знания, если правильно применять их. Но главный вопрос состоит в том, можно ли считать какой-либо из этих источников нормативным – то есть источником, сведения из которого истинны уже потому, что истинен сам источник. Нормативный источник содержит критерии, по которым определяется истинность или ложность информации, полученной из всех других источников. Мы приходим к выводу, что Библия, будучи богодухновенным Словом Божьим1, и есть этот нормативный источник.

Но почему в качестве нормативного источника следует принимать именно Библию? Ниже приводится ответ на этот вопрос. Во-первых, если при определении нормативного источника приходится выбирать между тем, который дан Богом, и тем, который создан людьми, выбирать нужно первый. Люди – существа конечные, скованные эгоцентрической ограниченностью. Поэтому их знание всегда ограниченно, и не исключена вероятность ошибки. Кроме того, мы падшие существа. Мы склонны искать оправдание собственным грехам и неверию. Поэтому нам свойственно подменять Божью истину ложью (Рим. 1:25).

Будучи ограниченными и падшими существами, мы не в состоянии сами прийти к абсолютно истинному знанию о Боге и о Его деяниях в мире. Таким образом, ни опыт, ни разум, ни все человеческие предания не могут быть нормативным источником теологии. Нормативное знание должно происходить от Бога, а не от ограниченных существ. Поэтому нормативное теологическое знание возможно только на основании откровения.

Во-вторых, когда приходится выбирать между объективным откровением и субъективным, следует выбирать объективное откровение – то, которое приходит к нам извне, а не содержится в нас самих. В этом падшем мире полная уверенность относительно происхождения и значения субъективных явлений невозможна. Никогда нельзя со всей уверенностью сказать, откуда происходят наши чувства, переживания, «голоса»: от Бога, или от дьявола, или просто из подсознания. Кроме того, мы никогда не можем быть уверены в том, что правильно интерпретируем их и что помним все именно так, как было. Библия предупреждает о возможной двусмысленности любого личного опыта (Мф. 7:21-23; Лк. 13:25-27), в особенности субъективного. Поэтому субъективные источники, в том числе и субъективное общее откровение (Рим. 2:15), не могут быть нормативными в отношении теологического знания. Нормативный источник должен быть объективным откровением. И такой источник есть.

В-третьих, если приходится выбирать между вербальным (выраженным в словах) объективным откровением и невербальным, в качестве нормативного источника следует выбирать словесное откровение. Популярные высказывания «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» и «Дела говорят громче слов» имеют ограниченную область применения. На них нельзя опираться в теологических и мировоззренческих вопросах, когда необходимо отделить истину от заблуждения. Теология связана прежде всего с изучением слов и концепций, и вербальное общение, в котором используются правильно сформулированные концепции, всегда будет более точным, чем невербальные действия. Шарады служат хорошим примером того, как трудно общаться без слов.

Таким образом, деяния Божии, несмотря на то, что Он по-прежнему совершает их и в природе, и в истории человечества, не могут быть нормативным источником теологии. Даже величайшие искупительные события нуждаются в словесном объяснении. Даже истина, познаваемая посредством общего откровения в сотворенном Богом мире, не может быть главным критерием в богословских рассуждениях, если есть вербальное откровение. А оно есть.

В-четвертых, если нам приходится выбирать между двумя видами объективного словесного откровения – письменным и устным, – нормативный источник должен быть письменным. Богодухновенному письменному откровению необходимо отдавать предпочтение перед устным, так как устное откровение не отличается завершенностью, свойственной письменному. Кроме того, письменное откровение доступно и после того, как оно дано, и сохраняется в более надежной форме, чем устное.

Однако следует упомянуть о том, что, помимо Библии, есть и другие священные писания, называющие себя объективным письменным откровением от Бога (например, Коран или Книга Мормона). Все ли такие писания обладают одинаковым статусом? Если нет, то как определить, какая из этих книг истинна? Задача христианской апологетики заключается в том, чтобы доказать, что именно Библия – Слово Божье в письменном виде. И христианская апологетика со своей задачей справляется2. Библия, и только Библия служит нашим руководством для веры и жизни.

В-пятых, нормативным источником нашей теологии служит вся Библия, а не какая-либо ее часть. Ветхий Завет, при правильной интерпретации различий, связанных с переменой завета, – такой же нормативный источник истины, как и Новый Завет. Все части обоих заветов – нормативный источник теологии, вопреки доктринам ограниченной безошибочности и ограниченного вдохновения, согласно которым доверия заслуживают только так называемые доктринальные, или дидактические, материалы.

Нормативным источником теологии должна быть вся Библии, а не только описание жизни и учения Иисуса. Христос никогда не называл Себя источником и критерием во всех вопросах истины, знания, этики и богословия. Главной целью Воплощения и служения Иисуса было искупление человечества от власти греха. Это искупление совершилось посредством смерти и Воскресения Спасителя. Данное утверждение идет вразрез с глубоко ошибочным, но популярным мнением о том, что главная цель Христа заключалась в том, чтобы стать единственным источником доктринальной истины. Результатом такого заблуждения становится подход к этике, который можно условно обозначить лозунгом «Что сделал бы Иисус?» Сторонникам такого подхода свойственны глубоко ошибочные высказывания, например: «Если мы действительно хотим проповедовать Христа, то все доктрины и обряды церкви должны опираться на Него, приобретая смысл только в свете Его природы, характера и деяний». Или: «Если вам нужна теология, то пусть этой теологией будет Иисус. Если хотите, чтобы кто-то показывал вам, как обращаться с людьми, то смотрите на Иисуса».3 Во избежание подобных ошибок следует отказаться от мысли, что в Евангелии одни слова важнее других. Вся Библия от начала до конца – богодухновенное Слово Божье, обладающее Его непогрешимым авторитетом.

Итак, мы безоговорочно формулируем вывод о том, что единственный нормативный источник теологии – это христианская Библия целиком.

В. Приемлемые вторичные источники теологии

Означает ли вышесказанное, что, изучая теологию, можно обращаться только к Библии, и всё, что только можно сказать о Боге и о Его отношениях с миром, сказано в Писании и больше нигде? Означает ли это, что других приемлемых источников теологического знания просто не существует? Конечно же, нет. Подлинное знание о Боге открывается не только в Библии. Хотя многие другие источники не могут быть нормативными, они, тем не менее, приемлемы в качестве вторичных источников. Они содержат информацию, которая разъясняет, дополняет или иллюстрирует истины, открытые в Библии. Однако эти источники должны быть достоверными, а содержащиеся в них сведения необходимо сверять с тем, чему учит Библия.

Тот же самый принцип применим и к небиблейским формам откровения. Нет никакого сомнения в том, что невербальное общее откровение – и объективное, и субъективное – дает подлинное знание о Боге-Творце и о нравственном законе (Рим. 1:18-32; 2:14-15). Для тех, кому не дано специальное словесное откровение Бога, общее откровение служит критерием в вопросах религии и этики. Мы знаем об этом потому, что Павел, говоря о таких людях, утверждает, что они «безответны» – то есть не имеют оправдания, если отвергают знание о Боге, доступное через общее откровение (Рим. 1:20; см. 1:32; 2:15). Но невербальное общее откровение всегда неполно, так как из него невозможно узнать о Христе и искуплении. Кроме того, невербальное откровение по определению не может дать подробной информации. Знание о Боге, полученное через специальное словесное откровение, гораздо полнее и конкретнее, поэтому только такое откровение может быть нормативным источником теологии.

Однако общее откровение, особенно то, которое явлено в сотворенном мире, представляет собой ценный вспомогательный источник теологического знания. В Библии говорится о Божьей силе, мудрости и любви, конкретные проявления которых мы каждый день видим в окружающем нас мире (Пс. 18:2; Деян. 14:17). Невероятный размер вселенной, огромное множество галактик и звезд, удивительное разнообразие жизни на земле, сложность устройства биологической клетки и атома – все это «о делах рук Его вещает». Чем больше узнаем мы о таких вещах, тем большим числом примеров обогащается наша теология.

Следующий вопрос: может ли служить вторичным источником теологии опыт? Отвечать на этот вопрос следует осторожно, так как любой опыт, в особенности субъективный, неоднозначен по природе своей. Чаще всего мы не знаем наверняка, откуда происходит личный религиозный опыт. Многие современные культы зародились именно на основе опыта. Если верить Джозефу Смиту, то религия мормонов началась с того, что ему явились окруженные ярким светом Отец и Сын, а также ангел Морони, появление которого также сопровождалось сиянием. Они рассказали Смиту о том, какой должна быть новая религия. Сан Мюн Мун, основатель Церкви Объединения, последователей которой часто называют «мунистами», утверждал, что ему явился Иисус, повелевший основать этот культ. Виктор Пол Вирвил основал культ под названием «Международный путь» (The Way International), руководствуясь своими религиозными переживаниями. Если все происходило действительно так, как об этом рассказывают основатели этих культов, то нет сомнения в том, что видения были посланы им дьяволом, и те, кто их видел, были введены в заблуждение относительно их происхождения.

Двусмысленность возникает и при интерпретации опыта. В Мф. 7:21-23 Иисус говорит о тех, кто, совершая чудеса во имя Его, ошибочно полагал, будто сверхъестественные силы обязательно указывают на благоволение Бога. Христос учит, что даже там, где присутствуют подобные несомненно «религиозные» переживания, такая их интерпретация не всегда верна.

Итак, можно вывести следующее общее правило: опыт нельзя считать источником истины, однако его необходимо оценивать и интерпретировать посредством истины, познаваемой из Писания. Поэтому те, кто принимает опыт в качестве точки отсчета и используют его для интерпретации Бога или как непогрешимый способ определения Бога и Его воли, заблуждаются. Нельзя, принимая за основу некий неопределенный «женский опыт», переходить к выводу об отсутствии различий между ролями мужчин и женщин. Нельзя, принимая за основу опыт «некрещеных верующих», делать вывод о том, что крещение не играет роли в процессе спасения. Нельзя, принимая за основу говорение на языках и исцеления, происходящие в наши дни, переходить к выводу о том, что Святой Дух дает такие дары и сегодня.

Дело в том, что опыт основан на вере. То, во что мы верим, влияет и на наш опыт, и на то, как мы его интерпретируем. Расселл Байрем прав, утверждая следующее (Byrum, 34):

«Религиозный опыт магометан отличается от религиозного опыта буддистов, потому что их верования рознятся. Опыт католика будет отличаться от опыта протестанта. Разница убеждений приводит к различиям между опытом кальвинистов и арминиан, или между теми, кто верит в Троицу, и теми кто отрицает триединство. Даже среди тех, кто принимает один и тот же символ веры, опыт зависит от интерпретации, придаваемой этому символу веры. Вывод очевиден: опыт христиан – следствие, а не причинахристианской истины или ее индивидуального восприятия. Опыт вытекает из теологии; он не может быть ее источником».

Тем не менее, опыт, хотя и ограниченным образом, может способствовать развитию теологии. Если мы опираемся на Писание, сверяя по нему и интерпретируя с его помощью всякий опыт, то опыт иногда может послужить вторичным источником теологии. Следует помнить, что теология по определению наука о Боге и обо всем, что связано с Ним. Поэтому необходимо иметь определенные познания обо всем в этом мире, то есть иметь опыт познания.

Иногда, например, опыт помогает нам понять сложные для восприятия библейские доктрины. Такие люди, которые до обращения в христианство занимались спиритизмом (как Бен Александр), могут использовать свой опыт в качестве примеров, подтверждающих реальность и раскрывающих суть оккультизма, осуждаемого в Писании. Те, кто участвует в служении избавления от бесов, также могут рассказать о своем опыте, подтверждающем библейское учение о роли дьявола и бесов в сегодняшнем мире.

Следует подчеркнуть, что опыт служит одним из источников теологии не тогда, когда предлагает ответы, а тогда, когда поднимает вопросы, на которые должна ответить теология. Это применимо к любому опыту – интуитивному, мистическому или религиозному. Особенно верно вышесказанное применительно ко всему тому, что мы называем «жизненным опытом». Христианский богослов должен знать, что происходит в мире. Он должен быть знаком с достижениями науки, особенностями культуры, новостями политики и экономики и, конечно же, с религиозной ситуацией. По словам Крисчена (C. W. Christian, 98-99), «в современной жизни нет ничего, что следовало бы оставлять без внимания, ни одного вопроса, от которого бы нужно было уйти». Богослов «должен обладать широким кругозором. Он должен быть хорошо знаком с художественной литературой. Он должен знать, хотя бы в общих чертах, о последних открытиях в области биологии, физики, астрономии. Он должен разбираться в вопросах социологии и психологии». Иными словами, нужно знать не только Божье Слово, но и Божье Творение. Слово необходимо использовать при интерпретации творения.

Человеческий разум, если он подчинен Христу, также является ценным вторичным источником теологии. Те, кто отвергает и презирает разум, считая, что он недостоин Бога и неспособен воспринимать истину, серьезно заблуждаются. Разум – один из аспектов природы Бога. Мы сотворены по образу Божьему, поэтому разум – часть нашей природы.

Однако здесь необходимо провести важное различие. С одной стороны, мы отрицаем роль разума как априорного источника теологического знания. (Поэтому онтологический аргумент следует признать недействительным.) С другой стороны, мы признаем важность и даже необходимость апостериорного применения разума в тех случаях, когда разум используется для формулирования правильных предположений на основании информации, сообщенной в общем и специальном откровении. Например, из информации, полученной в результате наблюдений за материальным миром, можно сделать обоснованный вывод о существовании Творца (посредством космологического и телеологического аргументов). Кроме того, разум позволяет нам делать основанные на Библии выводы, которых в самой Библии нет. Как уже упоминалось, изучение Шестой заповеди и библейского учения о личностных атрибутах нерожденных детей приводит к выводу о том, что аборт – это грех. Другой пример. Размышления о том, что Воскресение Христа, произошедшее в первый день недели, стало началом Нового Творения, а также изучение стихов, в которых упоминается воскресное богослужение (Деян. 20:7; 1 Кор. 16:2) и Вечерю Господню, позволяют сделать вывод о том, что проводить Вечерю Господню следует каждую неделю. Еще один пример: в Деян. 5:29 показаны границы применения таких текстов, как Рим. 13:1-2, Еф. 5:22 и 6:1.

Традиция также в определенном смысле может и должна быть источником теологического знания. Традиция в данном случае не означает предание католической церкви, которое ставят на один уровень с Библией. Христианин не должен безоговорочно принимать богословскую позицию своей деноминации, не сверив ее доктрины с библейским учением. Но изучение того, во что верили и чему учили другие, полезно для формирования собственных теологических убеждений.

Особо важно знать историю доктрины. Такое знание помогает объяснить происхождение многих лжеучений, некоторые из которых встречаются и в наши дни. Например, изучение истории крещения позволяет сделать вывод о том, что Ульрих Цвингли, предшественник Кальвина в 20-е годы XVI века, был первым влиятельным мыслителем, отделившим крещение от спасения. Кроме того, знание истории поможет избежать многих ошибок, которые уже были сделаны в прошлом. Например, почти все ложные учения о божественной и человеческой природе Христа были предложены, изучены и опровергнуты еще в первые века христианства.

Итак, Священное Писание – первичный и единственный нормативный источник теологии. К числу приемлемых вторичных и ненормативных источников относятся некоторые аспекты невербального откровения, опыт, разум и традиция.

IV МЕТОД ТЕОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Определившись с источниками, мы теперь можем перейти к самой теологии. Первичный и нормативный источник для нас – Библия, что во многом облегчает нашу задачу. Мы уже не ищем истину, а просто пытаемся ее понять. Но и это оказывается делом непростым, если принять во внимание особенности Библии. Библия – это не короткое, тематически упорядоченное доктринальное эссе, а собрание 66 самостоятельных книг, которые писались на протяжении 1500 лет. Ее писали около 40 разных авторов на трех языках в разных литературных жанрах. Все эти книги тесно связаны с историей искупления. Все они вплетены в конкретный исторический контекст. Но при этом все они свидетельствуют о трансцендентном Боге, отражая Его замысел спасти человечество.

Поэтому та информация, которую мы находим в Библии, поначалу предстает безбрежным морем. Кроме того, она часто оказывается сложной и загадочной. И тогда возникает вопрос о методе теологии. Каким образом, используя аналитическое или прикладное мышление, понять и упорядочить всю совокупность библейской информации? Каким способом лучше всего изучать и преподавать Библию?

Изучение Библии может происходить на нескольких уровнях, из которых далеко не все принадлежат к области теологии. Начальный уровень – изучение канона (почему мы уверены, что в Библию входят именно эти 66 книг и никакие другие) и текста Библии (почему мы уверены, что до нас дошел изначальный текст Писания). Следующий уровень – уровень христианской апологетики (почему мы уверены, что эти и только эти книги – богодухновенное Писание). Затем мы переходим к изучению основных вопросов, связанных с каждой книгой Библии. Кто ее написал? Для кого? Где и когда? Каким образом содержание этой книги вписывается в общую историю искупления? Следующий уровень – экзегетический: изучение книг Библии стих за стихом с целью понять смысл написанного.

С этого и начинается теология. Изучая Библию стих за стихом, мы должны также воссоздать целостную картину ее содержания, добившись мировоззренческого единства. Возникает вопрос о том, какой способ лучше всего подходит для доктринальной систематизации содержания Библии. Существует три возможных подхода. Все они приемлемы, и у каждого есть свои преимущества.

Первый способ: расположение библейской информации по периодам. Такой способ возможен потому, что искупление, о котором повествует Библия, совершается в истории. Изучая ход этой истории период за периодом, от Едемского сада до апостольских времен, мы можем проследить, как давалось откровение. Этот метод используется в книге Герхарда Воса «Библейская теология». Уникальность этого метода в том, что он основан «не столько на логических, сколько на исторических принципах». Цель этого метода – «проследить органическое развитие тех истин, которые открылись в специальном откровении – от первоначального специального откровения в Едемском саду до завершения новозаветного канона» (Vos, Biblical Theology, 5). Вос начинает с откровения, данного в Едемском саду до грехопадения, и с искупительного откровения, явленного там же, но уже после грехопадения. Затем автор переходит к откровениям в периоды Ноя, патриархов, Моисея, пророков и Иисуса.

Такой метод помогает понять историческое развитие замысла Божьего и то, как отдельные книги Библии соотносятся с общим ходом истории. Но изучение Библии таким методом нельзя считать последним шагом в теологическом процессе.

Другой метод заключается в расположении библейских материалов по разделам. Очень часто именно этот метод и называют библейской теологией. Иногда материал делят на две большие части – «теология Ветхого Завета» и «теология Нового Завета». Содержание этих разделов, в свою очередь, иногда делится на подразделы. Например, Джордж Лэдд делит свою «Теологию Нового Завета» (Ladd, A Theology of the New Testament) на шесть частей: синоптические Евангелия, Евангелие от Иоанна, Деяния, Послания Павла, остальные Послания и Книга Откровения. Основные богословские доктрины рассматриваются внутри этих разделов.

Возможно и другое разделение, например: богословие пророков, богословие Пятикнижия, богословие Апостола Павла, богословие Луки, богословие Псалмов.

Этот метод очень популярен и среди либеральных, и среди консервативных богословов. Он вполне совместим с либеральным толкованием Библии, так как либеральное богословие отвергает ортодоксальную концепцию богодухновенности Писания. Тем самым либеральные богословы отрицают учение о едином божественном источнике происхождения Библии и о ее концептуальном единстве. Они усматривают в Библии противоречия и скептически относятся к доктринам, о которых говорится в единственном числе, например, «доктрине искупления». По их мнению, существует несколько разных доктрин (в том числе и искупления), которые противоречат друг другу.

Консервативные богословы также используют этот метод, который действительно имеет много преимуществ. Но я считаю, что единство Библии исключает использование этого метода на завершающем этапе теологического процесса. Библия порождена разумом Божьим; в конечном счете, Автор у нее один. Поэтому ее нужно изучать как единое целое. И хотя изучать Библию стих за стихом необходимо, и изучение Писания по периодам и разделам чрезвычайно полезно, мы не должны довольствоваться разрозненными знаниями, не выяснив, что же именно говорит вся Библия о том или ином предмете.

Поэтому существует еще один метод организации библейского материала – тематический. Обычно такое изучение называют систематической теологией. И хотя этот метод не охватывает всё, из всех теологических методов он лучший и наиболее продуктивный. Причина этого кроется в природе Самого Бога. Он – Бог порядка, разума, постоянства. Разум и логика – часть Его природы, фундаментальные особенности Его мышления. Представление о том, что логика мыслей Бога радикально отличается от логики человеческого мышления, основано на ошибочной интерпретации Ис. 55:8-9. Мысли Бога в этом отрывке противопоставляются не человеческим мыслям в целом, а греховным человеческим мыслям, о чем свидетельствует стих 7.

Вторая причина, по которой систематический подход становится кульминацией всех теологических исследований, связана с природой самой Библии. Библия – откровение, вдохновленное разумом Божьим. Поэтому сама Библия также должна быть разумной книгой. Ее написание вдохновлял всеведущий Бог, следовательно, она непогрешима, и в ней, как и в разуме Божьем, не может быть никаких противоречий или ошибок. Если отрицать безошибочность Библии, то применение систематического метода вызывает большие сложности. Если же вся Библия богодухновенна, то, в конечном счете, Автор у нее один. Поэтому Писание не противоречит себе. Такое единство Библии требует и систематического подхода в теологии.

Третья причина, по которой предпочтение следует отдавать тематическому изучению, связана с природой человека. Мы созданы по образу Божьему и обладаем разумом, поэтому нам свойственно мыслить упорядоченным образом. Следовательно, в тематическом изучении Библии нет ничего необычного или неестественного. А. Стронг был прав, утверждая, что необходимость систематического изучения Библии вытекает из «свойственного человеческому разуму стремления к упорядочиванию. Разум не терпит беспорядка», но «стремится к согласованности и единству знания». Это верно применительно ко всем областям знания, но особенно применительно «к знанию о Боге… Необходимость теологии продиктована разумом. Если бы сегодня были уничтожены все существующие богословские системы, завтра бы появились новые» (Strong, 15-16).

Итак, цель систематического богословия состоит в объяснении библейских доктрин по темам, однако необходимо решить, в каком порядке следует рассматривать эти темы. Большинство богословов придерживается традиционного порядка, сложившегося на протяжении столетий. Выглядит он примерно так:

  • Введение
  • Библиология: доктрина природы Слова Божьего (Библии)
  • Теология в узком смысле слова: доктрина деяний и бытия Божьего
  • Ангелология: доктрина ангелов – святых и падших
  • Антропология: доктрина человека, греха и смерти
  • Христология: доктрина природы и деяний Христа
  • Пневматология: доктрина природы и деяний Святого Духа
  • Сотериология: доктрина индивидуального спасения
  • Екклесиология: доктрина церкви
  • Эсхатология: доктрина последних времен и вечной участи

Такой список включает в себя все библейские доктрины и представляет материал в последовательности, которую можно в целом назвать хронологической, так как она отражает разные этапы истории мира.

Иногда эти же темы располагаются в несколько ином порядке, в зависимости от главных целей исследования. Например, некоторые предлагают разделять весь материал на три основных части, соответствующие трем лицам Троицы: доктрины Бога Отца, доктрины Бога Сына, доктрины Бога Святого Духа. Лично мне такое расположение представляется неудовлетворительным, так как разделение по темам обычно оказывается произвольным и искусственным.

Эта книга, конечно же, посвящена систематическому богословию, и библейский материал в ней расположен по темам. Иногда при систематизации этого материала я руководствовался двумя библейскими лейтмотивами: ветхое творение/новое творение и жизнь/смерть/воскресение. В них проявляется не только единство Библии, но и раскрытие искупительного замысла в истории.

Лейтмотив «ветхое творение/новое творение» прослеживается в новозаветных упоминаниях о спасении как о новом творении. Выражение «ветхое творение» означает то, что создал Бог в Быт. 1 и 2, и вселенную в первоначальном состоянии. Оно также относится к нынешнему состоянию мира, страдающего от проклятия греха и смерти. Выражение «новое творение» означает все, что связано с искупительными деяниями Иисуса Христа, начиная с созидания («сотворения» в переносном смысле) Израиля для подготовки к приходу Спасителя. «Новое творение» в буквальном смысле началось с совершенного Христом искупления и Его Воскресения. «Новое творение» получает продолжение в жизни тех, кто обретет спасение (2 Кор. 5:17; Еф. 2:10), и достигнет завершения в день окончательного воскресения и создания новых небес и новой земли (2 Пет. 3:13; Откр. 21:1).

Тема жизни/смерти/воскресения неразрывно связана с темой «ветхое творение/новое творение». В изначальном виде творение живого Бога было наполнено жизнью: ангельской, животной, человеческой. Но когда пришел грех, проклятие смерти – физической и духовной – было наложено на все человечество. Нераскаявшимся грешникам уготована также вечная смерть в озере огненном, вместе с падшими ангелами. Но в ответ на это Бог совершает воскресение. Началось оно с Воскресения Христа, продолжается при воскресении духовно мертвых грешников, обретающих новую духовную жизнь во Христе, и завершится воскресением святых, наследующих славу.

V ЗНАЧЕНИЕ ТЕОЛОГИИ

В книге «Нет места истине» Дэвид Уэллс с грустью отмечает, что «теология исчезает из жизни Церкви» (Wells, No Place for Truth, 95). Непонимание важности теологии приводит к тому, что христиане не уделяют ей должного внимания.

А. Пренебрежение теологией

Некоторые причины такого пренебрежения связаны с особенностями современного общества. Например, чем шире распространяется релятивизм, тем меньше внимания уделяется доктрине. По мнению Генри Тиссена (Thiessen, 23), «сильное предубеждение против доктрины» вызвано «нынешними сомнениями по поводу того, можно ли вообще прийти в этой области знания к каким-либо точным и окончательным выводам». Те, кто считает, что все относительно и изменчиво, «опасаются формулировать четкие утверждения о Боге и богословских истинах. Они боятся, что если выскажут какое-то мнение сегодня, им придется отказаться от него завтра». О логической несостоятельности релятивизма мы уже упоминали.

Другая причина отказа от теологии, связанная с состоянием современного общества, – дух антиинтеллектуализма, недоверие к разуму в целом. Телевидение научило нас отдавать предпочтение зрительным образам, а не словам. Вместо того чтобы сосредоточиться на углубленном изучении серьезных вещей, мы предпочитаем расслабляться, смотря развлекательные передачи. Личный опыт и мистику мы ставим выше умственной деятельности. Мы хотим «личного общения с Христом», и нам кажется, что оно важнее доктринальных положений о Нем. К чему это приводит? К тому, что не успеете вы сказать с церковной кафедры слово «доктрина», как люди сразу же начнут нервно покашливать, зевать или вовсе дремать. Большинство, говоря о доктрине, употребляет слова: «скучно», «уныло», «тоскливо» (Greenlee, Basics, 15-16).

Но вот парадокс: у пренебрежительного отношения к теологии есть и теологические причины. Например, недостаточно уважительное отношение к Писанию снижает важность теологии. Те, кто отвергает словесное откровение или безошибочность Библии, не придают особого значения здравому учению. По словам Дж. Монтгомери, когда нет уверенности в источнике богословия, оно становится поверхностным и подвластным разным течениям моды.

Вопреки тем, кто принижает значение доктринального знания, нам следует научиться не бояться теологии и научить этому же отношению других. Бен Мерольд (Merold, 5) пишет: «Доктрину можно сравнить со скелетом. Скелет – вещь довольно неприглядная». Но это вовсе не значит, что доктрины нужно избегать. Доктрину нужно преподавать более понятным образом, показывая ее связь с важными проблемами современности. «Скелет без мяса может напугать, но тело без скелета бесформенно и бесполезно».

Другая теологическая причина пренебрежительного отношения к теологии – неверное понимание принципа sola scriptura («Библия как единственное руководство в вопросах веры и жизни»). Некоторые высказывают мнение о том, что если Писание самодостаточно, то зачем добавлять к нему еще что-то? При таком поверхностном понимании отсутствует различие между результатом теологии и ее нормативным источником. Принцип sola scriptura означает, что Библия – единственный нормативный источник истины. Этот принцип вовсе не исключает использования вспомогательных средств, если эти средства нужны лишь для того, чтобы понять Библию и преподать ее учение. Нет принципиального различия между теологией, с одной стороны и проповедями, комментариями и уроками в воскресной школе, с другой стороны. Теология – это лишь способ изучения и преподавания Библии. Проблемы возникают только в тех случаях, когда один из результатов теологии претендует на статус нормативного источника. Например, именно до такой степени иногда превозносят кальвинисты труд Кальвина «Наставление в христианской вере».

Схожее возражение против теологии возникает и при непонимании распространенного девиза Движения Возрождения: «Христос – единственный символ веры». В статье, опубликованной под этим названием в журнале «Крисчен стендард», Стен Переджин пишет: «В наши дни, определяя ортодоксальность верующего, следует задавать вопросы не о том, что он думает о сотворении мира, доктрине первородного греха, воскресении мертвых, сотрудничестве между разными церковными общинами, инструментальной музыке, харизматических дарах, власти старейшин или Тысячелетнем Царстве. Если мы хотим следовать примеру Христа и Апостолов, мы должны задавать только один вопрос: что он думает о Христе? “Не во что он верит, а в КОГО!”» (Paragein, “No Creed but Christ”, 8). В этом же журнале высказываются сходные мысли других авторов: «Мы верим во Христа, а не в доктрины»; «Наша вера основана на Христе, а не на Писании»; «Мы верим в Иисуса Христа, а не в набор догматических утверждений». Как высказался один будущий проповедник: «Иисус – Христос, Сын Бога живого. Это единственное, во что верить нужно обязательно. Все остальное – дело вкуса».

Но, вопреки подобным представлениям, у девиза Движения есть только одно значение: ничто из созданных людьми теологических систем или исповеданий веры нельзя возводить на уровень нормативного источника истины или считать условием спасения. Этот девиз выдвигался вовсе не для того, чтобы исключить другие изложения содержания веры – даже символы веры, если они используются только для преподавания истины и свидетельства о ней (см. Gresham, “Creeds,” 1, 4, 8). Применяя этот лозунг на практике, следует опасаться христологического заблуждения (см. раздел III. Б.).

Одни возражения против теологии связаны с особенностями культуры, другие вызваны практическими соображениями, а третьи – просто порождение прагматизма. К последней категории можно отнести отговорки проповедников, утверждающих, что главное – люди, а не доктрины. Дэвид Уэллс рассказывает об студенте, который, проходя обязательный курс теологии, жаловался, что ему пришлось потратить столько времени и денег «на изучение предмета, не имеющего никакого отношения к его желанию служить людям в церкви» (Wells, Truth, 4). В ходе одного опроса проповедникам предложили назвать пять главных целей, для достижения которых они учились в семинариях. Знание теологии оказалось на пятом месте – после умения общаться с людьми, искусства менеджмента, ораторского умения и духовного роста. Прихожане, которых спрашивали, чего именно они ожидают от своих пасторов, тоже поставили знание богословии только на пятое место (Christianity Today, 24/10/1994, 75).

Уэллс (Truth, 95) описывает «назойливый прагматизм», из-за которого многие жертвуют доктриной ради «осовременивания» богослужения и проповеди, чтобы привлечь как можно больше прихожан. Один известный проповедник как-то сказал: «Я никогда не уделял много внимания доктрине. Я просто проповедовал о спасении». Гринли цитирует слова Карла Генри, считающего, что многие евангельские христиане уделяют слишком много внимания «проповеди спасения» и поэтому у них нет глубоких теологических корней, которые могли бы удержать церкви завтрашнего дня (Greenlee, “Roots,” 15). У многих складывается впечатление, что если «не налегать особо на доктрину», удастся привлечь в церковь больше людей и войти в более широкие экуменические круги общения.

Но такой подход содержит в себе логическую ошибку – ложный выбор. Действительно ли нам приходится выбирать между доктриной и церковным ростом? Нет! Некоторые из больших церквей известны тем, что уделяют особое внимание здравому учению. Кроме того, церкви, растущие только численно, но не углубляющиеся в доктрину, не отличаются духовной зрелостью. Они не могут угодить Богу, будучи увлекаемы «всяким ветром учения… по хитрому искусству обольщения» (Еф. 4:14).

Приходится ли нам выбирать между преподаванием доктрины и служением людям? Нет! Это еще один пример ложного выбора. Во-первых, любое служение в церкви (благовестие, душепопечительство, наставление) должно иметь под собой здравое богословское основание. Те, кто пытаются служить людям, не зная теологии, похожи на несостоявшихся врачей, решивших не тратить время на изучение медицины, а сразу же начать лечить пациентов. Стоит также отметить, что те, кто ставит служение людям выше доктрины, низводят самую важную заповедь (Мф. 22:34-40) на второе место и ставят любовь к ближнему выше любви к Богу. Но мы не сможем любить Бога, не возлюбив его истину всем своим разумением. Если мы любим Его, то мы должны ревностно изучать и провозглашать Его истину во всей ее полноте.

В конечном счете невозможно отделить теологические вопросы от практических. В «Манифесте Троицы», выпушенном Обществом триединства в 1978 году, подчеркивается «первостепенная важность теории»:

«Люди, мыслящие практично, совершают серьезнейшую теоретическую ошибку, полагая, что одной только практичности достаточно. Практика – это всегда практика какой-либо теории. Теория и практика соотносятся между собой как причина и следствие. Тот, кто верит в правильную теорию, будет проявлять тенденцию и к правильному поведению.

…Люди, мыслящие практично, совершают серьезнейшую теоретическую ошибку, полагая, что философы и богословы в своих «башнях из слоновой кости» оторваны от жизни. Каждый поступок практичных людей обусловлен мыслью, где бы она ни возникла впервые – в садах Академа, в швейцарском Базеле или в израильском шатре».

Итак, «главный долг христианина – понять теорию, то есть правильную доктрину, и поступать правильно, основываясь на ней. Этот порядок – вначале теория, потом практика – соответствует и логике, и Библии».

Б. Необходимость теологии

Несмотря на все пренебрежение теологией в наши дни, мы настаиваем на ее необходимости. Ниже приводится несколько причин, по которым систематическое изучение Библии представляется важным и даже необходимым.

Во-первых, теология способствует правильной экзегезе. Экзегетическое изучение Библии стих за стихом и тематическое изучение теологии находятся в диалектических отношениях. Экзегеза развивается за счет теологии, а теология – за счет экзегезы. Хорошая экзегеза дает теологии нужный материал, а теологическое знание направляет экзегетические исследования, придавая глубину комментариям и разъяснительным проповедям.

В связи со сложными библейскими фрагментами иногда возникают искаженные и даже ложные интерпретации, если толкователи не знают библейского учения, связанного с изучаемыми темами. Например, те, кто, не зная учения Библии о природе Христа, пытается толковать сказанные о Нем слова «Начало создания Божия» (Откр. 3:14), могут прийти к ложным выводам о том, что Иисус – якобы всего лишь сотворенное существо (ошибка ариан и Свидетелей Иеговы). Другой пример: интерпретация Евр. 6:6 в отрыве от целостного, систематизированного учения об отступничестве может привести к ложному выводу о том, что отпавшие от Христа уже никогда не вернутся к Нему.

Во-вторых, теология необходима для предотвращения заблуждений, ересей, расколов и культов. Лжеучения обычно начинаются с непонимания общего учения Библии на ту или иную тему (см. предыдущий абзац). Как пишет Тиссен (Thiessen, 28), «тот, у кого нет организованной системы мышления, находится в зависимости от того, у кого такая система есть». Клаус Бокмюль (Bockmuehl, 45) пишет:

«При отсутствии доктрины проповедь церкви… нечем проверить и, соответственно, нечем исправить. Ввиду того, что отказ от теологии подразумевает также отказ от предания и от Отцов Церкви, возможность исправления ошибок, основанная на истории христианства, тоже утрачивается. И тогда церковь сдается на милость субъективизма. Такая церковь зависит только от личных способностей отдельных лидеров, что приводит к ереси и расколам».

В-третьих, теология служит основанием для приемлемого христианского опыта. Опыт, как уже отмечалось, – результат веры, а не наоборот. Приемлемая теология приводит к приемлемому опыту. Люди часто переживают то, что ожидают пережить. Здравое учение по таким вопросам, как, на3пример, крещение, деяния Святого Духа или бесовские силы, позволит избежать многих ошибок и сделает возможным подлинный христианский опыт.

В-четвертых, теология – это основание для духовного и нравственного становления. Действительно ли теология угашает духовную жизнь, как утверждают некоторые? Нет, отвечает Тиссен. «Омертвение наступает только тогда, когда к теологии относятся, как всего лишь к теории. Но если теология непосредственно связана с реальной жизнью… то она покажет разуму нужное направление и будет побуждать к святости» (Thiessen, 29). Стронг утверждал, что «самые сильные христиане – это те, кто лучше всех освоили великие доктрины христианства» (Strong, 16).

Например, чем больше знаем мы о Боге, тем сильнее наше благоговение перед Ним. Чем сильнее преклонение перед Богом, тем осмысленнее богослужение. Чем больше узнаем мы о Христе, в особенности о значении Его смерти, тем крепче наша любовь к Нему. Доктрина питает души; она дает нам внутреннюю силу (Евр. 5:11-6:2). Джеймс Эдвардс писал: «Ничто так не укрепляет христианина духовно, как изучение Писания и великих доктрин христианской веры. Для излечения больной теологии и больной нравственности нет ничего лучше изучения здравой теологии и здравой нравственности. Духовность торжествует там, где присутствует правильная вера» (Edwards, 25).

В-пятых, теология – единственное надежное основание этики. Правильное поведение определяется истиной. Правильному действию предшествует знание истины. Делу предшествует вера. Например, мнение человека в таком вопросе этики, как допустимость абортов, зависит от его убеждений относительно природы человека. Мнение по поводу смертной казни зависит от мнения относительно природы Бога, цели пришествия Христа и предназначения правительства. Мнения о правах животных зависят от взглядов на творение. В конечном счете, все представления человека об этике опираются на его представления о Боге и Библии. Томас Бизли утверждает: «То, во что вы верите, действительно важно, потому что ваши поступки определяются вашими убеждениями» (Beasly, 12).

Наконец, теология важна просто потому, что Библия заповедует нам уделять пристальное внимание учению. Учение было важной частью служения Христа. Ученикам Он велел учить новообращенных «соблюдать все» то, что Он повелел (Мф. 28:20). Первые христиане «постоянно пребывали в учении Апостолов» (Деян. 2:42). В Посланиях часто встречаются обращенные к церковным лидерам увещевания преподавать доктрину (1 Тим. 3:2; 4:13-16, 5:17; 2 Тим. 2:2). Сама цель создания Библии связана с теологией: «Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности» (2 Тим. 3:16).

Эти аргументы убедительно доказывают необходимость изучения доктрины, в чем и состоит цель данной книги.

Примечания

1. Здесь мы просто принимаем вывод, сделанный христианскими апологетами. Сами доводы, на основании которых этот вывод делается, в этой книге не рассматривается.
2. См. McDowell, Evidence; Craig, Faith; Gardner, Christianity.
3. Объяснение христологической ошибки см.: Cottrell, God the Creator, 163-191, особ. 166-171, 175, 186-191.