1898–1963
Признаюсь, что из всех героев моей книги Клайв Льюис – самый сложный. По крайней мере, для меня. Писать о таком неординарном человеке желательно неординарно, и мне кажется, я на такое не способен. Единственной возможностью спасти себя от неудачного рассказа является возможность предоставить слово… самому Льюису. Благо, среди его многочисленных книг есть одна под названием «Настигнут радостью», где он открывает сокровенные тайники собственной души, давая возможность не просто узнать о нем, но познакомиться с ним, так сказать, лично.
«Я родился зимой (точнее – 29 ноября) 1898 г. в Белфасте, отец мой был юристом, мать – дочерью священника. У моих родителей было только двое детей (оба мальчики), причём я почти на три года младше брата. В нас соединились два разных рода. Мой отец первым в своей семье получил высшее образование: его дед был фермером в Уэльсе… Моя мать, урождённая Гамильтон, принадлежала к роду священников, юристов и морских офицеров…» – вспоминает Льюис. Интересно, что в своё время мать Льюиса, Флора Гамильтон, далеко не сразу согласилась на предложение о замужестве со стороны молодого адвоката Альберта Льюиса. Среди прочих сомнений её мучил прагматичный вопрос, сможет ли потенциальный супруг и отец семейства быть ответственным и успешным хозяином. На почти гамлетовские раздумья «быть или не быть» ушло порядка семь лет, по истечении которых состоялась свадьба, где молодых обвенчал отец невесты, служивший священником англиканской церкви в Северной Ирландии. Год спустя после свадьбы в семье Льюисов появился первенец, Уоррен Гамильтон Льюис, а затем родился Джек. Так называли Клайва Льюиса близкие друзья. История этого прозвища уходит в детство будущего писателя, учёного и богослова. Когда ему было около 4 лет, его любимая собака Джекси погибла, попав под машину. Тогда Льюис, для которого потеря четвероногого друга стала настоящей трагедией, потребовал, чтобы его назвали Джекси. Ни сочувствие ближних, ни их же призывы к благоразумию не смогли изменить принятого им решения, но вместо бывшей клички пса за ним закрепилось созвучное ему имя Джек.
Детство Льюиса прошло в Белфасте – главном городе Северной Ирландии. Домашнюю атмосферу создавала мать – умная (к слову, она была превосходным математиком) и обаятельная женщина. Льюис тепло отзывался о её весёлом и спокойном характере, на фоне которого очень контрастно выглядел отец – человек настроения, изменчивого и непредсказуемого. Именно от матери Льюис получает свои первые знания по математике, французскому и латыни. А ещё у него была няня, Лиззи Эндикотт, которую он называл одним из своих сокровищ – добродушная и рассудительная дама, читавшая детям (Льюису и его брату) книжки. Книг дома было вдосталь, они наполняли собой гостиную, кабинет отца, гардеробную и спальню. И это не считая книг в огромном шкафу на лестнице плюс книги на чердаке. Несложно догадаться, что родители имели привычку читать и упражнялись в этом деле ежедневно после обеда (каждый сидя в своём кресле). Однако чтение детям было исключительной заботой Лиззи, и читала она с увлечённостью, так что мальчишки могли подолгу слушать её, забыв обо всем на свете. Кстати, хит-парад детских книжек возглавляли сказки о животных, написанные Беатрис Поттер.
Дружба с братом была вторым сокровищем Льюиса. И Уоррен, и Клайв любили, во-первых, рисовать а, во-вторых, выдумывать истории. Сюжеты, правда были разными: из под кисти Клайва появлялись многочисленные «одетые зверюшки» (или, как сказали бы высокообразованные взрослые, человекообразные животные), а Уоррен любил рисовать поезда и корабли. Уоррен сочинял рассказы о далёкой Индии, а Клайв рассказывал о Зверландии и похождениях придуманных им лесных обитателей – маленького мышонка, кота-великана, а также льва, медведя, крокодила и прочих. Интересно, что свою страсть к сочинительству Льюис объяснял… физическим изъяном: унаследовав от отца большой палец лишь с одним суставом, он с трудом управлялся с отвёрткой, клюшкой или ножницами. Зато с ручкой и карандашом проблем не возникало и потому «оставалось одно – сочинять истории». Богатое воображение Льюиса не только способствовало созданию новых сюжетов, но и служило источником напряжения: порой ему виделись страшные сны, главными героями которых выступали привидения и насекомые (причём вторые пугали его куда больше первых).
Что касается духовной жизни в доме Льюисов, то она сводилась к произнесению заученных из молитвослова молитв по разным поводам и к прилежному посещению церкви (англиканской, естественно) от воскресенья к воскресенью. Правда, и здесь случались незапланированные сюрпризы: как-то Клайву наняли гувернантку для занятий грамматикой и арифметикой. Звали её Анни Харпер. Так вот, у неё, кроме сугубо педагогического таланта, был ещё дар проповедника (или проповедницы). Причём откровения из Библии она искусно вплетала в обычный урок математики или чистописания, что не мешало Льюису услышать в них «реальность иного мира». Однако детская вера будущего апологета и богослова была начисто утеряна в те дни, когда от рака умерла его мама. «Когда болезнь признали безнадёжной, я вспомнил, чему меня учили: молитва с верою должна исполниться… Когда мама умерла, я стал добиваться чуда… Я обращался к Богу (как я Его себе представлял) без любви, без почтения, даже без страха, о том чуде, которого я ждал… Бог должен был сыграть роль не Искупителя или Судьи, а роль волшебника; сделав то, что от Него требовалось, Он мог уйти». Чуда не случилось и десятилетний Льюис на следующие 22 года жизни станет атеистом.
Затем начались «школьные годы чудесные», которые наш герой описал в одной из глав уже названной мною книги. Знаете, как называется эта глава? Правильно – «концентрационный лагерь»! Описание чувств ставшего учеником английской частной школы в Хертфордшире Льюиса впечатляет: «Главным образом раздражает отвратительный костюм, в который меня заставили облачиться. Ещё утром, часа два назад, я бегал на воле, в шортах, свитерке и сандалиях, а теперь потею и задыхаюсь в плотном тёмном костюме, итонский воротничок сжимает горло, ноги уже болят в новых ботинках. Бриджи застёгиваются пуговицами у колена; каждый вечер, сорок недель в году, в течение многих лет, раздеваясь по вечерам, я буду видеть на своей коже красный отпечаток этих пуговиц Ужасней всего цилиндр, который сжимает голову, будто железный…. Школьная форма и впрямь показалась мне тюремной». Дальше – хуже: спортивные игры в школе отсутствовали, гигиена «сводилась к еженедельной ванне», еда была отвратительной, а главным педагогическим средством служили розги, висевшие прямо на классной доске. Главными учителями были внушавший ужас директор школы по прозвищу «Старик» и его сын «Малыш». На уроках Старика (а преподавал он геометрию и арифметику) царствовала зубрёжка, а незадачливые школьники могли получить дюжину ударов тростью просто за то, что забыли доказательство теоремы или не смогли внятно выговорить нужное правило.
Но самое удивительное, что школа стала для Льюиса началом возвращения (хоть и не окончательного) к утерянной прежде вере. «Я подпадал под обаяние горящих свечей и благовоний, пышных облачений и гимнов, которые мы пели, стоя на коленях. А главное – там я воспринял христианское учение, и наставляли нас люди, по-настоящему верующие… Я начал серьёзно молиться, я читал Библию и учился прислушиваться к голосу совести. Мы с ребятами спорили о религии, и, если память мне не изменяет, это были разумные и здравые беседы, без истерической взвинченности и лицемерия, свойственных старшеклассникам».
Географическая разлука с отцом (погружавшимся в депрессию после потери супруги) дополнялась внутренним отдалением: в те немногие дни, что Льюис проводил дома, он все больше чувствовал холод и отчуждение, не смягчаемые, как в далёком детстве, материнской нежностью и вдохновением.
К сожалению или, скорее, к счастью, школа Старика закрылась из-за нехватки учеников, а её бессменный рулевой попал в психиатрическую больницу. Льюис отправляется в новую школу, а через полгода меняет её на следующую, в Виверне. Здешнюю учёбу он называет «лучшим периодом нашей школьной жизни». Лучшее проявлялось в чтении книг, раскуривании сигар и посещении театра. Здесь хорошо кормили, а директор по прозвищу «Бочка» умело и терпеливо прививал учащимся любовь к латыни и английской литературе. Здесь Льюис обрёл первых подлинных друзей и… снова перестал быть христианином. Причиной тому стало увлечение оккультизмом, которое передалось ему с лёгкой руки одной из воспитательниц. У оккультизма была своя романтика, своё обаяние, привлекавшее к себе не меньше, чем скандинавские легенды и греческая мифология, ставшие к тому времени страстью молодого человека. В итоге, разочарование в себе, отсутствие какой-либо духовной поддержки или примера поставили Льюиса на грань выбора между пустотой и мраком: «Как соединялся мой атеизм с оккультизмом? Кажется, мне так и не удалось увязать их логически. Я просто раскачивался от одного настроения к другому – зато оба они отвергали христианство… Я отпал от Церкви, утратил веру и ощутил не утрату, а огромное облегчение». Внутренний разлад сопровождался, естественно, и внешним упадком: «В мою жизнь вошла новая струя – пошлость. Я успел к тому времени совершить все доступные мне грехи и глупости», – отмечает Льюис.
Школьная жизнь сменилась новой главой – учёбой в Оксфордском колледже. На стыке этих двух эпох – школьной и студенческой – Льюис берет частные уроки у Уильяма Киркпатрика (он называл его просто «Керк» или «Великий Придира»). Керк был учителем его отца. На юного студента он произвёл неизгладимое впечатление: «Я не встречал более логичного человека», – признается Льюис. В прошлом Керк был христианином, но затем отошёл от веры. Он не терпел в разговоре общих фраз, всегда требуя выражаться точно и аргументировано. Он был любителем задавать каверзные вопросы и делал это настолько страстно и увлечённо, что Льюис отмечал: «Кому-нибудь это могло бы и не понравиться, но для меня это было лучше мяса и пива».
Учёба в колледже была прервана призывом в армию: шла Первая мировая война. В составе британских войск лейтенант Льюис отправляется во Францию. Кошмары бесчеловечности и страданий подхлестнули и без того состоявшийся прежде упадок веры: за несколько месяцев пребывания на фронте Льюис успел подхватить лихорадку, потерял двух близких друзей, которые были убиты, и сам был ранен (снарядом, к слову, выпущенным своими). Вернувшись в Англию, он возобновляет учёбу и в возрасте 25 лет получает звание бакалавра, а затем – магистра. Следующие 30 лет он посвятит преподаванию философии и английской литературы в Оксфорде. В самом начале своей преподавательской карьеры Льюис знакомится с Джоном Толкиеном. Их первая встреча произошла 11 мая 1923 г. Дружба с коллегой – убеждённым христианином, а также чтение книг Джорджа Макдональда и Гилберта Честертона приводят Льюиса к очередному переосмыслению своей жизни. Анализируя прошлый опыт, он признает, что причинами утраты им веры были не внешние обстоятельства, но внутренняя испорченность, эгоизм, бунт против вышестоящих: «Главную роль в моем отказе от веры играли ненависть к авторитету, мой дикий индивидуализм, моё беззаконие. Больше всего на свете я не любил, когда ко мне «лезут». Христианство, казалось мне, будет вмешиваться в святая святых моей жизни. С ним невозможно договориться, в самых глубинах души я не смогу оградить место, обнести колючей проволокой и написать: «Вход воспрещён». А только этого я и хотел…»
Не сразу, а шаг за шагом на протяжении восьми лет Льюис возвращается к вере. Сомнения и борьба, испытанные им в этот период, хорошо описаны в его замечательных «Письмах Баламута». Смирившись перед Богом, согласившись стать «нищим духом», Льюис становится христианином и присоединяется к англиканской церкви (к огорчению Толкиена, который был ревностным католиком). Вторую мировую войну он встретил, будучи человеком глубокой веры. В своём доме он принимал детей, которых пришлось эвакуировать из Лондона, выступал с христианскими программами по радио, посещал солдат, рассказывая им о вере. В эти годы вместе с друзьями (Джоном Толкиеном и его сыном Кристофером, Чарльзом Уильямсом, Оуэном Барфилдом и родным братом Уорреном) Льюис создаёт группу «Инклинги». Ядром группы были Льюис и Толкиен, а вообще компания состояла из порядка 20 участников. Здесь культивируются христианские ценности применительно к писательскому творчеству. А ещё здесь же утверждается новый по тем временам жанр фэнтези. На встречах «Инклингов» впервые были прочитаны такие известные ныне книги, как «Властелин колец» Толкиена и «За пределами безмолвной планеты» Льюиса.
В послевоенные 50-е годы Льюис публикует цикл «Хроники Нарнии», после которого к нему приходит всемирная известность. В 1954 г. он оставляет Оксфорд и перебирается в Кембриджский университет, чтобы преподавать литературу средневековья и эпохи Возрождения. Начинается последнее десятилетие жизни теперь уже прославленного писателя, преподавателя, теолога. Что можно сделать в последние 10 лет жизни? Очень многое. Например, жениться! В 1957 г. Льюис вступает в брак с Джой Грехем (или Грэм) – американской писательницей, в прошлом коммунисткой, обратившейся затем из атеизма в христианство. Этот союз двух немолодых уже людей (это при том, что Льюис был на 17 лет старше) дополнялся тем, что у Джой были два сына от первого брака – Дэвид и Дуглас, а сама Джой понемногу «сдавала» от рака кости. Так что венчальная церемония проходила прямо в больничной палате. Однако, те четыре года, что они прожили вместе, оставили незабываемый след в душе Льюиса. Потеряв Джой (чьё имя, кстати, в переводе с английского означает «радость»), он прожил ещё три года. Несмотря на всю известность, весть о его смерти почти не звучала в прессе и по радио, поскольку её «затмила» другая новость: в американском Далласе в этот же день был убит президент США Джон Кеннеди.