1892–1973

Если вы не знаете, кто такие Гендальф и Фродо, чем знамениты эльфы и хоббиты, что такое Мордор и Братство Кольца (в чем я лично сомневаюсь), спросите у своих детей, которые если и не читали «Властелина колец», то во всяком случае смотрели одноименный фильм (со мной, например, это случилось уже трижды). Автор этой (и не только этой) книжки, невероятно толстой для ленивого среднестатистического читателя, был человеком странным, благородным и очень умным. Странным, потому что в отличие от большинства мужчин, он не любил автомобили (точнее, презирал их), отдавая неизменное предпочтение велосипеду. Благородным, потому что умел держать слово и терпеливо сносить различные невзгоды (подробности – чуть позже). А умным, потому что владел почти двумя десятками языков (среди которых древненорвежский, древнеанглийский, древнегреческий и иврит) в дополнение к родному английскому. Знакомство с ним даёт понять, что не случайно в честь Толкиена назвали кратер на Меркурии и один из астероидов (номер 2675, Tolkien), а имена из его произведений позаимствовали, чтобы дать названия различным животным и географическим объектам. Я уже промолчу о компьютерных играх, неформальном молодёжном движении «толкиенистов» и многочисленных подражаниях его творчеству среди современных писателей (включая знакомых мне лично).

Родился наш герой, чьё полное имя звучит как Джон Рональд Руэл Толкиен, 3 января 1892 г. Тот год был, как говорится, урожайным по части рождения будущих знаменитостей: известный авиаконструктор Дональд Дуглас, физик Луи Де Бройль, изобретатель радара Роберт Уотсон-Уатт также появились на свет тогда же, ровно за восемь лет до начала ХХ века. А местом, где родился автор «Властелина колец» стал город Блумфонтейн, что находился тогда в несуществующей ныне стране под названием «Оранжевая республика». Теперь же мы знаем её как ЮАР. Отец будущего писателя, Артур Руэл Толкиен, был управляющим английского банка. Продвижение по службе (ему предложили возглавить отделение английского банка в том самом Блумфонтейне) привело к их переезду вместе с женой, Мейбл Толкиен, в Африку из Англии буквально перед рождением Джона. А два года спустя у них родился второй сын – Хилари Артур Руэл. Жизнь семейства Толкиенов в Оранжевой республике протекала довольно спокойно, доходов от работы отца с лихвой хватало на всевозможные житейские траты и разнообразные удовольствия. И, кто знает, достиг бы будущий писатель тех высот, что его ждали, если бы не одно болезненное обстоятельство. В 1996 г., когда Джону исполнилось всего четыре, его отец умирает от ревматической лихорадки. Оставшись без денег, Мейбл Толкиен с двумя маленькими детьми возвращается в Англию, ища поддержки у родственников. А что ещё ей оставалось делать? Впрочем, ожидания получить помощь оказались тщетными. Из-за того, что в своё время эти самые родственники были против её брака с Артуром, а она их не послушала, в сложившейся ситуации они не горели желанием помогать ни Мейбл, ни её детям. А посему вдове бывшего банкира пришлось поселиться в скромном доме в местечке Сэйрхоул неподалёку от Бирмингема и, что называется, выживать, лавируя между простой бедностью и полным безденежьем. Единственной опорой в это сложное время для матери Толкиена становится вера в Бога, где она находит утешение о прошлом и надежду на будущее. Подобно тому, как бабушка и мама библейского Тимофея передавали ему свою веру, Мейбл передаёт Джону свою. Более того, она становится первой учительницей для своих детей, обучая их чтению и письму: в четырёхлетнем возрасте будущий профессор литературы начинает самостоятельно читать и пишет первые буквы. Она же научила Джона основам латыни и привила ему любовь к природе, отчего, в свою очередь, он увлёкся рисованием пейзажей. Вообще, увлечения у Джона были, в основном, интеллектуальные. Например, играя с друзьями, он придумал вместе с ними несколько языков, чтобы общаться друг с другом (позже он изобретёт специальный язык для того, чтобы писать своей жене письма с фронта, а ещё позже разработает языки эльфов для своих книг). Кроме того, он поглощает всевозможные книги, проявляя при этом определённую переборчивость (скажем, знаменитый «Остров сокровищ» Стивенсона он невзлюбил, а вот сказки Джорджа Макдональда и «Алиса в стране чудес» Льюиса Кэрролла ему очень понравились). Кроме домашних уроков и самообразования, Толкиен учится в школе короля Эдварда, где изучает древние языки (древнеанглийский, валлийский, готский) и начинает составлять новые, эльфийские наречия.

Возможно, материнское сердце чувствовало стремительное течение времени, отпущенного ей для воспитания детей, поскольку в 1904 г., когда Джону исполнилось двенадцать, она умерла от диабета. Незадолго до смерти она поручила опеку над Джоном священнику бирмингемской церкви отцу Френсису Моргану. Отец Френсис подлил масла в и без того пылавшую в душе Толкиена любовь к языкам и книгам, а также бдительно следил за тем, чтобы его подопечный не свернул с пути истинного. Так, узнав о том, что юноша влюбился в девушку по имени Эдит Мэри Бретт (также сироту, бывшую на два года старше его) и переживая, кроме прочего, что любовь отвлечёт его от прилежных занятий, отец Френсис запретил Джону встречаться с ней. Запрет должен был длиться пять лет, пока молодому человеку не исполнится двадцать один год. Интересно, что бы сделал я в такой ситуации на месте Толкиена? Помахал бы девушке рукой, дескать, «прощай, дорогая»? Или стал бы вести тайную переписку и ходить на тайные свидания? Наш герой не стал делать ни того, ни другого. Все пять лет он честно хранил молчание, не написав Эдит ни единого письма. Чтобы не тратить попусту время, он посвящает его учёбе, продолжая образование в школе короля Эдварда, затем переходит в школу Святого Филиппа и оксфордский колледж Эксетер. Но все это время он бережно хранит память о своей возлюбленной и вечером в свой двадцать первый день рождения он пишет ей письмо с горячим признанием в любви и предложением руки и сердца. И Эдит, которая к тому времени решила, что Толкиен забыл её, и была помолвлена с другим молодым человеком, расторгла помолвку и объявила, что выходит замуж за него, за Джона. Правда, обвенчались они лишь спустя три года после помолвки, а прожили вместе более пятидесяти лет, воспитав трёх сыновей и одну дочь. Позже в одном из своих писем Толкиен признается, что его покорила готовность Эдит стать его женой в то время, как у него не было ни работы, ни денег и никакой перспективы, кроме как погибнуть в начинавшейся Первой мировой войне.

Кстати о войне. Спустя год, после вступления Англии в сражения Первой Мировой, Толкиен с отличием оканчивает Оксфордский университет и отправляется лейтенантом на фронт. Насмотревшись ужасов сражений на соседней французской земле, потеряв нескольких близких друзей и заболев сыпным тифом, он возненавидел войну. После долгого лечения его признали инвалидом и отправили (к вящей радости Эдит, жившей в постоянном страхе получить известия о смерти любимого) на родину, в Англию. Спустя примерно двадцать лет ему придётся пережить ещё одну, теперь уже Вторую мировую войну. Небывалые по размаху сражения этих двух войн, повлёкшие за собой миллионы человеческих жертв и явившие миру глубину зла, таившегося в недрах человеческой души, подвигли Толкиена к написанию «Властелина колец», где образно представлено противостояние добра и зла, нужда в объединении усилий перед лицом грозного противника и красота слабых, но движимых любовью и состраданием существ – людей, хоббитов, противостоящих бесчисленным ордам злобных орков и троллей. А главное, считает Толкиен, что источником подлинной победы над злом является Бог, а сутью зла – идолопоклонство. Вот что он пишет об этом в одном из своих писем: «Суть конфликта во „Властелине Колец” – не свобода, хотя и с ней он, конечно, связан. Суть – в Боге и его исключительном праве на божественные почести. Эльфы и нуменорцы верили в Единого, истинного Бога, и считали поклонение любому другому мерзостью. Саурон желал быть царём и богом, кем его и считали его слуги; если бы он победил, то он бы потребовал от всех разумных существ поклонения себе как божеству и абсолютной власти над миром».

Вернувшись с полей Первой мировой, Толкиен становится профессором (кстати, одним из самых молодых) англо-саксонского языка в Оксфордском университете. Именно здесь, ещё в 1920-е годы он начинает писать свою легендарную трилогию о Средиземье – «Сильмариллион», «Хоббит» и «Властелин колец». Работа над этими книгами займёт около тридцати лет его жизни. Однако же, это будут хорошие годы, ведь, изначально главным мотиватором сочинять эти сказания стали его собственные дети. Именно для них писатель придумывает множество интереснейших образов, помещая их в сложный мир, где кипит смертельная борьба света и тьмы, и где добро в итоге окончательно побеждает зло. Некоторые из героев книги возникают в связи с воспоминаниями далёкого детства. Например, считается, что прообразом Гендальфа Серого послужил врач по имени Торнтон Куимби, который лечил маленького Джона после того, как его в Африке укусил тарантул.

Книги Толкиена принесли автору мировую славу. Признавая его несомненный талант, Клайв Льюис даже ходатайствовал о присуждении ему Нобелевской премии по литературе в 1961 г. Впрочем, шведские академики не согласились с мнением Льюиса и отдали премию другому кандидату. Писатель, между тем, продолжал трудиться и в 1966 г. сделал перевод книги пророка Ионы для нового английского издания Библии, известного сегодня как «Иерусалимская Библия».

Даже тогда, когда дети Толкиена выросли и стали взрослыми, он продолжал поддерживать с ними близкие отношения и переживал о том, чтобы они сохранили ту веру, которую имел он сам. Так, в своём письме сыну Майклу 1 ноября 1963 г. он пишет (позволю себе привести довольно объёмный отрывок из этого отцовского наставления): «…ты говоришь о «слабеющей вере». В качестве последнего прибежища вера – это акт воли, вдохновлённый любовью. Нашу любовь возможно охладить, а волю – подорвать зрелищем недостатков, глупости и даже грехов Церкви и её служителей, но я не думаю, что человек, некогда обладавший верой, повернёт вспять в силу этих причин (и менее всего – тот, хоть сколько-то знаком с историей). «Возмутительный факт», самое большее, – повод для искушения, как непристойность – для похоти; первое не создаёт второе, но пробуждает. Это удобно, потому что обычно отвращает наш взор от нас самих и наших собственных недостатков в поисках козла отпущения. Но вера как акт воли – это не один-единственный момент принятия окончательного решения: это постоянный, повторяемый до бесконечности акт; состояние, которому должно длиться – так что мы молимся о «неослабном упорстве». Искушение «неверия» (что на самом деле означает отвергнуть Господа Нашего и его веления) всегда здесь, внутри нас. Некая наша часть жаждет найти ему оправдание за пределами нас. И чем сильнее внутреннее искушение, тем с большей готовностью, тем более непримиримо мы бываем «возмущены» поступками других. Думаю, я столько же чувствителен, как и ты (или любой другой христианин) к «возмутительным фактам», связанным как со священством, так и с мирянами, Мне в жизни пришлось немало пострадать от глупых, усталых, охладевших и даже дурных священников; но теперь я знаю себя достаточно хорошо, чтобы понимать: мне не должно оставлять Церковь (что для меня означало бы оставить служение Господу Нашему) в силу подобных причин; оставить Церковь мне следовало бы лишь в том случае, если бы я перестал верить, и мне не следовало бы уверовать вновь, даже если бы я в жизни не встретил среди церковнослужителей никого, кто не был бы мудр и праведен. То есть я бы отрёкся от Святого Причастия: в лицо назвал бы Господа Нашего обманщиком. Если Он – обманщик, а Евангелия – лишь подделка, то есть фальсифицированные рассказы о безумце, страдающем манией величия (а это – единственная альтернатива), тогда, конечно же, то зрелище, что являет собою Церковь (в смысле, священство) в истории и сегодня – просто-напросто свидетельство грандиозного мошенничества. Однако если нет, то зрелище это, увы! – лишь то, чего следовало ожидать: началось это ещё до первой Пасхи и веру вообще не затрагивает – разве что в том, что мы можем и должны глубоко огорчаться. Но огорчаться нам следует во имя Господа нашего и за Него, ассоциируя себя самих с беззаконниками, а не со святыми, и не восклицая, что мы никак не можем «принять» Иуду Искариота, или даже нелепого, трусоватого Симона Петра, или глупых женщин, вроде матери Иакова, что пыталась «продвигать» своих сыновей. Требуется фантастическая воля к неверию, чтобы предположить, будто Иисус на самом деле никогда не «существовал», и более того – предположить, будто Он не говорил ничего из того, что о Нем написано; настолько невероятно, чтобы в те времена в мире нашёлся хоть кто-либо, способный такое «выдумать»: как, например, «прежде нежели был Авраам, Я есмь»… «Видевший Меня видел Отца»…; или провозглашение Святого Причастия у Иоанна..: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную». Потому мы должны либо уверовать в Него и в то, что Он говорил, и принять последствия; либо отвергнуть его и опять-таки принять последствия. Мне, например, трудно поверить, что кто-либо, однажды приступивший к Причастию, хотя бы только раз, и по меньшей мере с правильным намерением, сможет когда-либо вновь отвергнуть Его, не запятнав себя тяжким грехом. (Однако ж каждая Отдельная душа и её обстоятельства ведомы Ему одному)».

Свой земной путь Толкиен закончил 2 сентября 1973 г., вскоре после смерти своей дорогой жены. Останки их тел покоятся в одной могиле со скромной надписью на надгробии, где указаны лишь имена и годы жизни.