Поскольку справедливость часто не сбывается за короткий срок земной человеческой жизни, либо (1) справедливость сбывается за более долгий срок — а значит, этот срок должен быть, т. е. должна быть жизнь после смерти, либо (2) это абсолютное требование морального смысла и высшей справедливости не реализуется, а остается просто субъективным капризом нашей психики. Если верно второе, то в реальности нет основания для наших глубочайших моральных инстинктов, а также основания или оправдания справедливости. Тогда утверждение «я требую высшей справедливости» говорит не об объективной реальности (о том, что действительно есть или должно быть), а только о нас самих (подобно утверждению «я плохо себя чувствую»).

Этот аргумент не дает стопроцентного доказательства существования жизни после смерти, но он показывает, какую цену придется заплатить за ее отрицание. Эта цена — отказ от серьезности моральных убеждений. Как только мы отказываемся от веры в объективное, реальное основание морали и начинаем верить в то, что мораль — не более чем субъективные ощущения и желания, как только мы объявляем справедливость не космическим законом, а личным предпочтением, мы перестаем воспринимать справедливость как моральный ограничитель и уже не боимся быть несправедливыми, когда нам это выгодно. Как заметил Достоевский, «если нет бессмертия, то все позволено».