Данную ошибку допускают, когда, будучи не в силах доказать ложность утверждения оппонента, выдвигают воображаемые условия, при которых это утверждение могло бы оказаться ложным. Как правило, такие идеи предваряются фразой «а если бы…». Ошибка эта сродни подмене контекста, только реальный контекст в данном случае подменяется виртуальным, вымышленным.
Приведем печальный (хоть и, увы, вполне реалистичный) пример. Девушка, впервые выводившая щенка на поводке, «не справилась с управлением». Сопротивлявшийся пес выскользнул из ошейника, стремглав метнулся в сторону, и – мгновенно угодил под колесо паркующегося неподалеку автомобиля. Потрясенная хозяйка тут же набрасывается на и без того шокированного водителя с громким воплем: «Что вы натворили? Как вы могли? А если бы это был ребенок?» Вокруг собирается привлеченная истерическими криками толпа, симпатии которой – явно не на стороне водителя. Как тут объяснить, что в случившемся вовсе нет его вины. Что водителю тоже жалко и щенка, и, в не меньшей степени, саму девушку. И что если бы она прогуливала ребенка, ей с еще большей внимательностью следовало бы следить за ним. В глазах общественности водитель уже стал злобным чадоубийцей.
Вряд ли кто из живших в 1980-е в СССР не слышал, что если бы 10 декабря 1979 г. Советский Союз не ввел войск в Афганистан, через месяц туда бы вошли солдаты НАТО. Проверить этот тезис было невозможно, что и служило доказательством правильности преступного решения.
В совокупности с «аргументами от умолчания» такой подход дает бескрайний простор для игры воображения: а что было бы, если бы Груши не разминулся с Блюхером под Ватерлоо? А если бы Непобедимая армада не попала в шторм, едва покинув лиссабонскую гавань? А если бы примерному семинаристу Джугашвили не попалась бы в руки книжка Дарвина? А если бы Иуда не предал Иисуса? А если бы Адам не согрешил? И т.д. Даже друзья Иисуса были несвободны от «Апелляции к «если бы”»: «Тогда Марфа сказала Иисусу: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой» (От Иоанна 11:21).
Однако оправдан этот прием лишь при доказательстве тезиса от противного в случае единственной и однозначной альтернативы. Именно так поступает Павел, когда пишет: «А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал, если мертвые не воскресают; ибо если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес. А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших. Поэтому и умершие во Христе погибли. И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков. Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших». (1 Коринфянам 15:14-20). В этом случае применение данного подхода вполне корректно.
Некорректное же использование ссылки на альтернативную реальность – довольно распространенная уловка для выскальзывания из безвыходной ситуации в ходе полемики. Так, под давлением исторических фактов и обоснованных аргументов спорщик-атеист может заявить: да, действительно, основателями науки были христиане. Но, не сделай этого они, это сделал бы кто-нибудь другой. (Неужели опять – солдаты НАТО?..) Рассуждать об умозрительных альтернативах можно сколь угодно долго. Но факт, что в реальности основанием для создания науки могло стать и стало лишь христианское мировоззрение, остается фактом. А реальность – она только одна, та, что есть. И то, чего в ней нет – то по определению нереально. Так что само словосочетание «альтернативная реальность» – не более чем оксюморон, сочетание противоречащих друг другу понятий.